– Вы знаете, почему я организовал вашу охрану? –
спросил он.
– Догадываюсь. Кроме женщины, которую вы прислали, около
меня крутились еще четверо. Кстати, кто они?
– Вы ставите меня в сложное положение, Павел
Дмитриевич, – тонко улыбнулся Минаев. – Я, безусловно, раскрою вам
все карты, если мы с вами будем сотрудничать. Но если вы безразличны к судьбе
Булатникова и не хотите мне помогать, то я просто не имею права рассказывать
вам все. У меня ведь тоже есть свои профессиональные секреты.
– Вашим секретам цена невелика. И без того понятно, что
люди, которым Булатников оказывал услуги, теперь боятся огласки. У Владимира
Васильевича была обширная агентура, но определенного рода задания он поручал
только мне. Вот я им и понадобился, чтобы не болтал лишнего. Даже странно, что
их оказалось так немного. У ворот колонии, которую я покинул, могло собраться
пол-России, я бы не удивился. Если вы не хотите сказать мне, кто конкретно
заинтересовался моей персоной, – не надо, не говорите. Для меня от этого
мало что меняется. Все равно я буду знать, что кто-то меня преследует, а кто
именно – не суть важно, потому что меры безопасности будут одними и теми же.
– Значит, вы совсем не боитесь?
– Почему, боюсь. Но это не означает, что я от страха кинусь
рассказывать вам о делах Владимира Васильевича. Вы были его заместителем и
учеником, и вы должны и без моих рассказов знать достаточно много. А если вы чего-то
не знаете – значит, этого хотел Булатников. Вы знаете ровно столько, сколько он
позволил вам знать, и нарушать его волю я не хочу.
– Я мог бы предоставить вам безопасное убежище, –
заметил Минаев.
– Спасибо. Чем я должен буду за это заплатить?
– Помогите мне найти убийц Булатникова. Павел Дмитриевич,
поверьте, для меня это важно, очень важно. Здесь нет никакой политики, это
чисто человеческое. И потом, я не хотел вам говорить, но… Видите ли, кое-что я
действительно знаю. Вероятно, Владимир Васильевич скрывал от меня какие-то
факты и обстоятельства, но уверяю вас, очень немногие. Я знаю, чем занимались
конкретно вы и ваша группа, которую вы курировали. Может быть, повторяю, я знаю
не обо всех ваших заданиях, но даже того, что мне известно, вполне достаточно,
чтобы доставить вам кучу неприятностей. Я не собираюсь этого делать, я не хочу
умышленно причинять вам зло, но, если вы откажетесь помогать мне, боюсь, я буду
вынужден предать огласке кое-какие факты. Повторяю, не для того, чтобы
навредить лично вам, а для того только, чтобы уничтожить тех, на чьей совести
жизнь Булатникова.
– Элегантный шантаж? Это не делает вам чести, генерал.
– А мне наплевать на мою честь, майор. Да-да, я знаю, кем вы
были до того, как стали агентом Булатникова. И знаю, что в те времена, когда вы
носили майорские погоны, у вас была другая фамилия. И знаю, при каких
обстоятельствах вы лишились звания и должности. Так вот, майор, мне наплевать
на мою честь, если я вынужден буду жить с сознанием того, что убийцы моего
учителя, друга и командира ходят на свободе. Вам понятно? Само это
обстоятельство уже не делает мне чести. Я офицер и мужчина, если эти слова
вообще что-то вам говорят.
– Тогда я вынужден констатировать, что вы лжете, Антон
Андреевич. Если вы знаете обо мне так много, то вы непременно должны знать, кто
убил Булатникова. Я не верю в то, что вы этого не знаете.
Минаев умолк, сосредоточенно размешивая ложечкой сахар в
чашке. Потом поднял на Сауляка глаза, которые стали почему-то темными и
бездонными.
– Да, Павел Дмитриевич, я лгал. Я знаю, кто это сделал. И я
хочу, чтобы вы помогли мне уничтожить этих людей. Видите, я раскрыл перед вами
все карты. Я хочу не просто стереть этих людей с лица земли, я хочу, чтобы имя
их было покрыто несмываемым позором.
– Я понял вас, – кивнул Павел. – Но я не разделяю
ваших чувств. Антон Андреевич, давайте будем говорить правду хотя бы сами себе,
если мы не можем сказать ее другим. То, что делал генерал Булатников, то, что
делали я и мои люди по его указаниям, преступно, и это еще мягко сказано. Нас
всех нужно было расстрелять за то, что мы делали. И вас заодно, потому что вы
знали об этом и молчали. А теперь вы хотите покарать людей за то деяние,
которое сам Булатников совершал неоднократно. Ему, выходит, можно, а им – нет?
Двойной счет, двойная мораль? Для вас Владимир Васильевич – командир, друг и
учитель. Но для огромного числа людей он – обыкновенный убийца и подонок.
Поэтому если вы хотите мстить за его смерть, то это должно остаться вашим
сугубо личным делом. Вы не имеете права привлекать к этому делу кого бы то ни
было и не имеете права ни от кого требовать помощи.
– Даже от вас?
– Даже от меня.
– Неужели у вас не осталось ни капли теплого чувства к нему?
Никогда не поверю.
– Мне не нужно, чтобы вы мне верили. Я вам благодарен за то,
что вы прислали человека, который не дал мне сдохнуть в первые же часы
пребывания на свободе и довез меня живым до Москвы. Я знаю, что вы потратили на
это немалые деньги. Еще раз повторяю, я вам благодарен. Но не требуйте от меня
большего.
– Что вы за упрямец! – в сердцах воскликнул Минаев.
Этот Сауляк прямо из рук выскальзывал. А генерал так на него
надеялся! Если Павел не поможет, то не поможет никто. И уговорить его нужно во
что бы то ни стало.
– Поймите же, – горячо продолжал генерал, – все
разговоры про чистые руки – это сказочки для пионеров. Вы сами были кадровым
офицером, вы служили в нашем ведомстве, и вы должны отдавать себе отчет, что
существует множество целей и задач, решение которых подразумевает различные
нарушения морали и этики. Оперативная работа вся с ног до головы вымазана
дерьмом, так было, есть и будет. Вы не имеете права упрекать Владимира
Васильевича, меня и себя самого в том, что нашими действиями нарушались
какие-то нормы и кому-то причинялся вред. Это неизбежно, потому что цель этого
требовала. Что толку от того, что вы сейчас начнете рвать на себе волосы и
каяться в совершенных грехах? Жизнь этим не изменить. Генерал Булатников
совершал все эти поступки во имя социально-одобряемой цели, а те, кто его убил,
сделали это из своих собственных шкурных интересов. Неужели вы не видите
разницу?
– Значит, так, Антон Андреевич, – сказал Сауляк, не
глядя на генерала. – Давайте соображения морали и этики оставим для
другого случая. У нас с вами отношения товарно-денежные, и я готов сделать то,
что от меня требуется в рамках нашей сделки. Вы обеспечили мою безопасность на
пути от колонии до Москвы, вы вложили в это большие деньги, и независимо от
того, зачем вы кинулись меня спасать, я должен отплатить вам за это. Далее. Вы
еще какое-то время обеспечиваете мою безопасность, снабжаете меня новыми
документами и жильем. Желательно и легендой, чтобы я продержался хотя бы первое
время. Иными словами, вы поддерживаете меня на протяжении периода моей
адаптации к новым условиям моего существования. За это я делаю для вас то, что
вы хотите. Вы хотите поквитаться с убийцами Булатникова? Я готов оказать вам
посильное содействие. Еще раз подчеркиваю: я не собираюсь мстить за жизнь
Владимира Васильевича, я хочу лишь расплатиться с вами за ту помощь, которую вы
мне уже оказали и окажете в будущем. Мы договорились?
