Человека, числившегося в списке Минаева под номером пять,
она подловила, когда тот выходил из дома, где жила его любовница. Это было
лучше всего, потому что возле офиса их могли видеть вместе его знакомые и
сотрудники. Павел сидел в машине неподалеку с миниатюрным передатчиком,
контролируя работу Риты.
– Мне нужно с вами поговорить, – слышал он ее
приветливый голос. – Мы можем сесть к вам в машину?
– Пожалуйста, – голос мужчины был сытым, ленивым и
радушным.
«Видно, визит к любовнице прошел более чем успешно», –
с усмешкой подумал Сауляк.
– Чем могу быть полезен прелестной незнакомке?
– О, многим, – засмеялась Рита. – Во-первых, я
хочу, чтобы вы на меня внимательно посмотрели.
– А что, я должен вас узнать? Мы где-то встречались?
– Вы сначала посмотрите как следует, а потом я вам все
объясню.
Возникла пауза. Рита работала, пристально глядя в глаза
мужчине. Она легко погружала собеседника в транс, умело используя глаза и
мимику, и в этом не уступала даже Мише Ларкину. Слабость ее способностей
заключалась в том, что она не могла заставить человека переступить через
некоторые барьеры. Есть поступки, для совершения которых нужно переступить
определенную черту, и далеко не каждый может сделать это по собственной воле.
Для того чтобы заставить объект воздействия эту черту переступить, нужна очень
высокая степень подавления воли и полное блокирование самоконтроля. Человека
очень трудно заставить кого-то убить и еще труднее – заставить убить самого
себя. Миша Ларкин это мог, и Гарик мог, и Карл. А Рита не могла. Силенок не
хватало.
– Вам не нужно возвращаться в офис, – раздавался в
наушнике ее голос. – Я сейчас уйду, а вы отъедете куда-нибудь в тихое
место, остановите машину и будете сидеть в ней до без десяти шесть. До без
десяти шесть. После этого вы должны выехать на Садовое кольцо, доехать до
Сухаревской площади и на полной скорости свернуть на Сретенку. Проедете по
Сретенке пятьсот метров, остановитесь и выйдете из машины. К вам подойдут и
скажут, что нужно делать дальше…
Через несколько минут Рита села в машину к Павлу. Вид у нее
был совсем не уставший, объект действительно не представлял для нее никакой
сложности.
– Поедем домой, детка, – ласково сказал Сауляк. –
Я отвезу тебя.
– А ты?
– У меня еще есть дела. Ты отдыхай, а вечером я приеду.
К шести часам он занял пост у выхода из метро «Сухаревская».
В четверть седьмого с Садового кольца на Сретенку на полной скорости свернул
новенький сверкающий «БМВ», и все потонуло в грохоте и скрежете металла.
Движение по Сретенке было односторонним, только в
направлении Садового, а никак не наоборот. Авария была неизбежна. Но Рите
совсем не обязательно было это знать.
Глава 8
Все-таки Президент создал две комиссии по разработке
вариантов выхода из чеченского кризиса, и Вячеслав Егорович Соломатин
порадовался своей предусмотрительности: работа над поисками «личного решения
Президента» была начата загодя. Сауляк обещал сделать все возможное. Сам
Соломатин так и не встретился с ним, Павел избегал показываться на глаза, но по
телефону сказал:
– Мне понятны ваша озабоченность и ваши мотивы. Я мало
разбираюсь в политике, тем более после того, как два года был фактически
оторван от всего. Но я – сторонник стабильности и человек привычек. Меня
устраивает нынешний президент, я не гонюсь за сменой политического курса и не
жажду социальных перемен. Поэтому я готов вам помочь ради того, чтобы все
осталось как есть.
Соломатин остался удовлетворен обещанием и не стал
разъяснять Сауляку свои истинные мотивы и показывать настоящую глубину своей
озабоченности.
Трагедия Вячеслава Егоровича была в том, что, являясь по
своему статусу чем-то вроде дворника, он имел душу холопа и честолюбие серого
кардинала. Когда-то, много лет назад, комсомольский вожак-старшеклассник во
время субботника подошел к ребятам из шестого класса, добросовестно драившим
стекла в школьном коридоре, окинул придирчивым взглядом фронт работ и
скривился:
– Ну и работнички! Как будто не для себя моете, а для чужого
дяди. Вам же жить в этом здании, учиться в нем, вам самим должно быть приятно,
когда стекла чистые и прозрачные. А вы? Только грязь разводите. Вон посмотрите,
как у мальчика чистенько получается. Он по-настоящему старается, по-пионерски,
а вы ленитесь. Лучше бы с него пример брали.
Слава Соломатин зарделся. Его всегда дразнили маменькиным
сынком, потому что отца у них не было, мама работала на двух работах, а
сестренка была совсем еще крохой, и Славик постоянно то ходил в магазины, то
отводил сестру в садик или забирал ее оттуда, то мыл полы и окна в квартире. Он
ужасно стеснялся этого, и когда ребята звали его поиграть в футбол или сбегать
в кино, отказывался, ссылаясь на то, что «мама не разрешила». На самом деле
мама всегда была на работе, но Славик не мог заставить себя произнести:
– Я не могу идти, мне нужно почистить картошку, прокрутить
мясо через мясорубку, а потом сестру из садика забрать.
Пусть лучше ребята думают, что у него мама такая строгая.
Из-за этого и прилепился к нему ярлык «маменькиного сынка». И вдруг его
похвалили, да не тихонько, когда никто не слышит, а публично, во всеуслышанье,
похвалили как раз за те навыки, которых он так стеснялся. Славик ловил на себе
осторожные взгляды одноклассников и продолжал с утроенным рвением тереть
стекла, а внутри у него все пело и радостно плясало. Первой не выдержала
девочка, которая нравилась ему со второго класса, но с которой он даже за одну
парту сесть боялся: она была отличницей и дочерью директора машиностроительного
завода.
– Слава, а покажи, пожалуйста, как ты делаешь, –
вежливо попросила она. – Я мою, мою, а у меня все равно разводы остаются.
– Возьми газету, – шепотом поделился он своим домашним
секретом. – Газетой лучше всего протирать, когда основную грязь уже
смоешь. Вот смотри, берешь лист, комкаешь посильнее и трешь. Никаких разводов
не будет.
– А где ты взял газету? – спросила девочка, тоже
переходя на шепот.
– Из дома принес. Нас же еще вчера предупредили, что наш
участок – окна на втором этаже.
– А ты со мной не поделишься?
Разумеется, он поделился с ней не только знаниями, но и
принесенными из дома старыми газетами.
А в понедельник на утренней линейке подводили итоги
субботника, и тот самый комсомолец из десятого класса вспомнил Славика
Соломатина и громко, при всей школе, привел в пример его старательность и
добросовестность. Он был таким красивым, этот комсомольский вожак! Высоченный,
плечистый, высоко поднятые разлетающиеся к вискам брови, густые прямые волосы,
откинутые со лба назад. Славик смотрел на него влюбленными глазами, понимая,
что вовек не расплатится с комсомольцем за то, что тот для него сделал, сам
того не подозревая. Его больше не дразнили маменькиным сынком. Его совершенно
неожиданно выбрали в совет отряда. Его похвалили на родительском собрании. Мамы
на этом собрании, правда, не было, она, как всегда, была на работе, но были
соседи по дому и двору, дети которых учились в одном классе со Славиком. Через
два дня после родительского собрания мама утром, готовя ему завтрак, вдруг
сказала:
