«Лучше уж его выслушать здесь и уйти, чем оставлять свой
телефон и потом не знать, как от него отделаться», – подумал Сергун.
– Хорошо, излагайте ваше дело по дороге к метро, –
разрешил он.
– Я прошу прощения, но меня, вероятно, неправильно
воспитали, – сухо заметил седовласый. – Я могу разговаривать с
человеком только глядя ему в лицо, как и подобает мужчине. А разговаривать с
человеком, который смотрит себе под ноги и думает только о том, как бы не
поскользнуться и не упасть, я не умею.
Сергун почувствовал неожиданную симпатию к этому человеку,
так не похожему на торопливых суетливых просителей, норовящих подсунуть бумажку
на подпись на бегу, когда ты спешишь и заведомо не станешь читать то, что
подписываешь. Он огляделся и увидел неподалеку детскую площадку со скамеечками.
Сегодня фонари горели исправно, на улице было достаточно светло, вовсю ездили
машины, и Сергун не усмотрел ничего опасного и предосудительного в том, чтобы
посидеть на скамейке несколько минут и выслушать этого человека, прямо-таки
излучающего достоинство.
– Давайте присядем, – предложил он, делая жест в
сторону детской площадки.
Они подошли к скамейке и сели, Петр Павлович уместил на
коленях свой «дипломат» и повернулся к незнакомцу, который с каждой секундой
делался ему все более симпатичен, хотя ничего такого особенного не делал и не
говорил.
– Я слушаю вас, – сказал Сергун, вернее, хотел сказать,
потому что язык вдруг отчего-то стал плохо слушаться его.
Он собрался было удивиться, но передумал. Теплые пальцы
седовласого мужчины мягко легли поверх его ладони, и Сергуну стало спокойно и
хорошо, будто он уже принял ванну и улегся в постель, закутавшись в теплое
пуховое одеяло. И ничего удивительного в этом не было. И совершенно
естественно, что именно голос этого мужчины теперь будет указывать, как ему,
Петру Павловичу, поступать. Конечно, он будет слушаться, как же иначе.
– Когда вы должны сдать документ руководителю рабочей
группы? – спрашивал мужчина.
– Девятнадцатого, в понедельник.
– Когда документ в окончательном виде должен уйти из
института министру?
– В среду, двадцать первого.
– Какова степень готовности документа на сегодняшний день?
– Все материалы есть, но разрозненные, нужно написать
связный текст из всего этого.
– Сколько времени на это нужно?
– Много.
– Как много?
– Очень много. Но мы умеем делать такую работу быстро, у нас
большой опыт.
– Слушайте меня внимательно, Петр Павлович. Вы должны
сделать документ еще быстрее, чем вы умеете. Понимаете? Ровно на два дня
быстрее, чем вы умеете. И принести его мне. Можете принести на дискете,
распечатывать не обязательно. И после этого еще два дня никому материал не
показывать и никому не говорить, что он готов. Вы можете это устроить?
– Я не знаю. Это трудно. Их много. Тот, кто будет печатать
наш последний вариант, будет знать, что он готов. Никто не поймет, почему я его
не докладываю руководству.
– Скажите, что вы его взяли домой и внимательно читаете.
Документ очень ответственный, и это не должно их удивить. Вы должны это
сделать, Петр Павлович. Вы должны. Вы обязательно это сделаете. Вы дадите мне
материал в пятницу, шестнадцатого февраля. Шестнадцатого февраля вы возьмете
дискету с готовым текстом и пойдете домой. По дороге я к вам подойду и заберу
ее. До шестнадцатого февраля осталось три дня. Эти три дня вы будете находиться
в трансе, в который я вас погрузил. Вы будете ходить на работу, выполнять свои
обязанности, принимать решения, но при этом помните, что я – это часть вас,
часть вашего сознания, и я строго слежу за тем, чтобы вы сделали то, что я вам
приказываю. Вы никому не скажете о нашей встрече, но все время будете помнить о
том, что должны сделать. И вы будете очень стараться сделать все наилучшим
образом и к назначенному сроку. Вы меня поняли?
– Да, – тупо произнес Сергун.
* * *
В пятницу, шестнадцатого февраля, по дороге домой Петр
Павлович Сергун снова встретил того мужчину с седыми волосами и яркими темными
глазами и отдал ему дискету, на которой был записан шестидесятистраничный
аналитический материал. На этот раз незнакомец был с большой сумкой, из которой
он вытащил портативный компьютер, открыл его, включил и проверил дискету.
Сергун принес то, что и должен был принести. Вообще-то Рифиниус не сомневался,
ему и в голову не могло прийти, что человек, погруженный им в гипнотический
транс, может ослушаться приказа, но проверить на всякий случай все равно
следовало. Вдруг у дискеты какая-нибудь хитрая защита и с нее нельзя списывать
и даже считывать? Вдруг Сергун перепутал и по ошибке взял со стола не ту
дискету? Да мало ли что… Он возьмет дискету, выведет Сергуна из транса, а что
потом делать, если обнаружится накладка?
Но все оказалось в порядке.
– Вы никогда не вспомните, как я выгляжу, – говорил
Карл Рифиниус, глядя на Сергуна и держа его за руку. – Но вы будете
помнить все, что между нами произошло. Вы будете помнить, что отдавали мне
дискету с материалом за два дня до того, как представили материал руководству.
И вы никогда не будете удивляться и возмущаться, если услышите, как кто-то
использует этот материал. Вы будете говорить, что произошло обычное совпадение.
Ведь если мысль может прийти в голову одному человеку, то она может посетить и
голову другого. Просто кто-то додумался до этого раньше вас, это нормально, в
науке это часто случается. Никакого возмущения. Никакого удивления. Никаких
комментариев. Я хочу, чтобы вы понимали все, что я делаю, только тогда вы
сможете доверять мне. Я мог бы заблокировать вашу память, и вы никогда не
вспомнили бы о том, что мы с вами встречались и что вы отдавали мне дискету. Но
завтра вы придете на работу и снова будете работать с этим материалом, а через
несколько дней вы услышите через средства массовой информации, как кто-то
выдает идеи из вашего документа за свои собственные. Конечно же, вы начнете
возмущаться, махать кулаками и искать в рядах сотрудников изменника, предателя,
одним словом – того, кто допустил утечку информации. А таких людей не окажется.
Вы обидите невиновных, настроите против себя своих подчиненных, а в конце концов
обязательно выяснится, что это сделали вы сами. И с вами будет покончено и как
с ученым, и как с руководителем, и как с офицером. Поэтому вы должны помнить
все, что случилось, и не делать глупостей. Если вы будете вести себя правильно,
никто ничего не узнает. Если вы ослушаетесь меня, то хуже будет только вам.
Потому что моего лица вы не вспомните и никогда меня не узнаете. А в итоге
просто окажетесь в психиатрической лечебнице. Вы мне верите?
– Да, – прошелестел голос Сергуна, – я вам верю.
– Вы сделаете так, как я сказал?
– Да, я все сделаю.
– Повторите, что вы должны сделать.
– Я не знаю вас, я не помню, как вы выглядите. Мы никогда не
встречались. Я кому-то отдавал дискету, но совершенно не помню, кому и зачем. И
я должен об этом молчать.
