Вопрос: А после этого случая? Голос ничего вам не говорил?
Ответ: Нет.
Вопрос: Как вы сами считаете, что же такое с вами произошло?
Вы можете как-то объяснить случившееся?
Ответ: Нет, не могу. Я не понимаю, как это случилось. Я не
понимаю, почему. Наверное, я сошел с ума. У меня помутился рассудок.
– Вот видишь, – сказала врач, забирая у Насти записи и
вкладывая их в папку. – У него нет логичного объяснения событий, он не
считает их обычными и нормальными. Более того, и это самое главное, он готов
допустить, что психически нездоров. А это один из первых признаков здоровья.
По-настоящему больной человек не считает себя больным, как раз от этого все
проблемы. Если бы нашему больному можно было сказать: «Ты, дружочек, нездоров,
тебе чудятся голоса, поэтому когда в следующий раз услышишь, как голос тебе
велит зарезать доктора, знай, что это проявление болезни, ложись в постель,
накрывайся одеялом и не подчиняйся этому плохому голосу», так у мировой
психиатрии проблем бы не было. В том и беда, что они уверены в своей
полноценности и считают, что с ними все в порядке. Потому они и опасны. Мало ли
чего им голоса прикажут, это ведь не спрогнозируешь.
– Значит, ты считаешь, что Базанов не такой?
– Абсолютно, – уверенно ответила врач. – Я сама не
понимаю, что с ним могло случиться. То есть на самом деле я допускаю, что он
просто врет, симулирует бредовое состояние. Его наняли для убийства и
посоветовали ему выдать легенду про голос, если попадется. Одно дело –
убийство, совершенное сумасшедшим, и совсем другое – киллерство. Но я, Настя, в
это не верю. Дураков теперь нет. За заказное убийство у него все-таки есть шанс
остаться живым. Сколько бы ни дали, но когда-нибудь он выйдет на свободу.
Учитывая то, что у него олигофрения, вышку ему не дадут. За убийство в
состоянии психопатического бреда он автоматически попадает в спецбольницу, и
это уже навсегда. Оттуда не выходят, и это всем прекрасно известно. А если и
выходят, то с отшибленными мозгами и атрофированными мышцами. Я не знаю
человека, который пошел бы на это добровольно. Пусть в зоне страшно и тяжело,
но это – жизнь. А в тех больницах, где держат невменяемых преступников, жизни
нет. Один сплошной ужас, боль и страдание. А потом, когда лекарства свое дело
сделают, – полное безразличие и растительное существование.
Кирилл Базанов, двадцати четырех лет от роду, был
разнорабочим на обувной фабрике. Закончил в свое время спецшколу для детей с
дефектами умственного развития. Ни о каком институте, разумеется, и речи быть
не могло, а вот в армию его с большим удовольствием взяли, хотя и не полагалось
бы. Добродушный, покладистый, дисциплинированный – ну как такого упустить. И
военком не упустил. Правда, внезапные вспышки неконтролируемой ярости… Но зато
отходчив, успокаивался так же быстро, как и вспыхивал. Чрезвычайно податлив и
внушаем, как почти все, страдающие олигофренией. После армии устроился на
фабрику разнорабочим, ни к чему более серьезному способностей у Базанова не
хватало. Разумеется, ни о каком киллерстве и речи быть не могло. Наемный убийца
– олигофрен, пусть и в степени легкой дебильности? Конечно, наша страна
славится своим умением быть во всем первой и не похожей на других. Космос,
балет, идея разбавлять бензин, рукоприкладство в парламенте – во многом мы
неповторимы и оригинальны. Но не до такой же степени…
Из Института судебной психиатрии Настя Каменская уходила в
полном смятении. Гибель работника Генеральной прокуратуры Лученкова с каждой
минутой выглядела все более и более случайной. Но принцип, как твердо считала
Настя, должен быть единым. Если списать убийство Лученкова на несчастный
случай, то точно так же следует поступить с убийством Малькова, которого ни с
того ни с сего застрелила его собственная дочь-наркоманка. Но тогда что же получается?
Юрцев и Мхитаров покончили с собой, депутат Изотов попытался убить жену,
бизнесмен Семенов погиб в автокатастрофе, грубейшим образом нарушив правила
дорожного движения. И не получается ничего. Ровным счетом ничего. Никакой
связи, каждый сам по себе, у каждого свой грех и своя беда, у каждого своя
судьба и своя кончина.
Правда, тут есть и другое. Двое мужчин, приходивших в дом,
где живет Мхитаров. К кому они приходили, пока точно установить не удалось, но
вполне возможно, что и к Глебу Арменаковичу. Мхитаров покончил с собой, а через
некоторое, причем весьма короткое, время убиты эти мужчины. И пусть тот, кто
считает, что и здесь нет никакой связи, бросит в нее, Анастасию Каменскую,
увесистый булыжник.
* * *
Рита снова осталась одна, но на этот раз ей не было так
страшно и тоскливо, как раньше. На этот раз все было по-другому.
Павел сказал, что какое-то время они не будут видеться. Но,
во-первых, эта разлука уже не будет такой долгой, как та, двухлетняя. Он обещал
появиться примерно через месяц. А во-вторых, он вернется к ней, он не может не
вернуться, потому что они любят друг друга.
– Ты снова уезжаешь? – грустно спросила Рита.
– Нет, детка, я буду здесь, поблизости. Просто нам нельзя
будет встречаться. Я должен сделать одно важное дело, и пока я не закончу его,
я не приду. Зато потом мы с тобой больше не будем расставаться. Договорились?
Павел весело улыбался, но Рита чувствовала, как он напряжен
и собран. Она всегда очень точно его чувствовала, любую перемену настроения
угадывала моментально. То ли оттого, что любила сильно, то ли от природы была
наделена этим умением.
Прошло четыре дня, и Рита снова окунулась в привычное
будничное существование. Работа в сбербанке была сменная, день с утра – день с
обеда, раз в две недели рабочая суббота. Ей почему-то казалось, что Павел
вернется непременно во второй половине дня, поэтому в те дни, когда ее смена
была с обеда, она места себе не находила, представляя, как в ее пустой квартире
надрывается телефон, а в дни, когда работала с утра, Рита в два часа пулей выскакивала
на улицу и мчалась домой ждать. Она была похожа на преданную собаку, брошенную
хозяином на вокзале и терпеливо встречающую каждый поезд на протяжении долгих
недель и месяцев.
В этот день она как раз работала с утра. По дороге с работы
заскочила в магазин за продуктами, быстренько схватила первое, что под руку
попалось, и почти бегом направилась к дому. Она постоянно думала о Павле, она
просто не могла о нем не думать, поэтому перестала на многое обращать внимание,
чтобы не отвлекаться от воспоминаний о том, как нежно и пылко они любили друг
друга целых две недели. Вот и сейчас она не обратила внимания на то, что ключ в
дверном замке провернулся не с первого раза, а когда все-таки провернулся, то
издал какой-то противный болезненный скрежет. Для человека опытного и
осторожного это было бы явным признаком того, что дверь открывали «неродным»
ключом или отмычкой и повредили замок. Но Рита, хотя и знала об этом
теоретически, была не в том душевном состоянии, чтобы обратить на это внимание
и принять меры предосторожности. Она распахнула дверь и вошла в свою квартиру.
Тут же откуда-то сбоку метнулась тень, что-то впилось ей в шею, стало трудно
дышать. Рита разжала пальцы, сумки с продуктами упали на пол, послышался
влажный глуховатый хлопок – разбились три десятка яиц в полиэтиленовом пакете.
Лишенный кислорода мозг отключился быстро.
