– А с чего?
– С кадров. С личного состава органов внутренних дел этих
регионов. Откуда палач может знать, кто именно совершил эти серии убийств?
Ответ, по-моему, сам напрашивается. Он – наш сотрудник. По делам было множество
оперативной информации, которая была либо разрознена, либо показалась
следователю малоубедительной, либо не могла использоваться в качестве
доказательства, так как была добыта внепроцессуальными или незаконными
методами. Ну, Александр Семенович, будто вы сами не знаете, как это бывает. На
человека целое досье собрано, вся страна знает, что он преступник, а арестовать
и посадить не могут. Доказательств не хватает. И этот сотрудник милиции
ждал-ждал, терпел-терпел, надеялся-надеялся, а потом решил взять дело
отправления правосудия в собственные руки. Возможно, в какой-то из этих серий
погиб его близкий. Или, может быть, он был уволен из органов в связи с
проступком, совершенным как раз во время работы по этим делам.
– Например?
– Например, он задержал убийцу и, будучи человеком
несдержанным и эмоциональным, жестоко избил его. А прокурор признал задержание
незаконным и велел убийцу освободить. Этот наш сотрудник, может быть, с пеной у
рта доказывал, что это и есть тот маньяк, который девушек или детишек порешил,
а прокурор бумажки посмотрел, со следователем посоветовался, да и выпустил
душегуба за недостаточностью улик. А сотрудника нашего из органов долой за
рукоприкладство и заведомо незаконное задержание. Может такое быть?
– Вполне, – согласился Коновалов. – Я понимаю
Гордеева.
– В каком смысле? – оторопела Настя.
– Действительно, кроме вас, никто не смог бы вывезти
человека из Самары. Я имею в виду, никто не смог бы придумать, как это сделать.
Не хотите подумать о перемене места службы?
Настя поскучнела. Она и не предполагала, что разговор может
закончиться так банально. Вытянуть из нее идею, заодно посмотреть, на что она
годится, потом предложить бросить свою команду. Как будто толковые работники
нужны только в главке, а на Петровке и середнячок сгодится. Она с неожиданной
теплотой подумала о другом генерале, по рангу равном Коновалову, но
руководившем другим главком в министерстве. Иван Алексеевич Заточный знал ее
гораздо дольше и намного лучше Коновалова, и Настя ни секунды не сомневалась в
том, что он с огромным удовольствием взял бы ее к себе на работу, посадил бы в
штаб и поручил заниматься информационно-аналитическими делами – тем, что она
лучше всего умела делать и больше всего любила. Но Иван Алексеевич никогда не
считал возможным предлагать ей бросить свою команду, бросить полковника
Гордеева, а также верного друга, такого теплого и родного Юру Короткова,
смешливого любителя хохм и розыгрышей, но при этом абсолютно надежного Кольку
Селуянова, трогательного и старательного Мишу Доценко и всех остальных. И
только один раз, несколько месяцев назад, когда в отношении Насти началось
служебное расследование по поводу ее связи с мафиозными структурами, Заточный
сказал: «Не переживайте, Анастасия. Даже если у вашего руководства окажется
маловато мозгов и вам предложат уйти, без работы вы не останетесь. Это я вам
обещаю». Мозгов у руководства оказалось, к счастью, достаточно, и со служебным
расследованием все обошлось.
Генерал Коновалов продолжал смотреть на нее вопросительно и
чуть насмешливо.
– Не хотите у меня поработать? – повторил он свой
вопрос, но уже в более конкретной форме.
– Прошу прощения, – ответила Настя ровным
невыразительным тоном.
– Отчего же, не извиняйтесь, – неожиданно развеселился
генерал. – Я вашего начальника Гордеева знаю много лет. И знаю, что по
собственной инициативе от него никто не уходит. Уходят, бывает, если в другой
службе квартира светит или существенное повышение в должности. Но если есть
хоть малейшая возможность не уходить – остаются. Ваш начальник, майор
Каменская, человек уникальный, и я рад, что вы это понимаете. Ну а в группу по
раскрытию преступлений, о которых мы с вами говорили, пойдете?
– Смотря что делать заставите.
– А что бы вы хотели?
– Александр Семенович, ваша доброта меня пугает, –
пошутила Настя. – Когда очень большой начальник спрашивает очень
маленького подчиненного: «А чего бы вы хотели?», это к дождю. Или к холодному
лету.
– Перестаньте, – поморщился генерал. – Вы уже
давно не маленькая девочка, таланты которой нужно рекламировать на каждом углу
и при каждом удобном случае доказывать, что вы умная и грамотная. Вас знает все
министерство, я имею в виду – ваше имя и некоторые ваши успехи. О вас
сплетничают, между прочим. О вас рассказывают легенды и омерзительные гадости.
И если вы этого не знаете, то знать должны. Вы давно уже переросли ту
должность, на которой сидите у Гордеева, и если вам нравится у него работать,
то это не означает, что все остальные должны относиться к вам как к рядовому
старшему оперу. Ваша должность – это ваше личное дело, ваш собственный выбор. А
вот ваша репутация – это уже нечто иное. Поэтому не надо ерничать, говоря обо
мне как об очень большом начальнике, а о себе – как об очень маленьком
подчиненном. Ваш начальник Гордеев говорил, что вас невозможно заставить делать
то, чего вы делать не хотите. И никакие приказы не помогают. Это, конечно, не
по-офицерски, и вряд ли я должен вас хвалить за это. Но это вопрос дисциплины,
и пусть голова на этот счет болит у Гордеева. Однако я не хотел бы заставлять
вас делать что-то через силу. Поэтому я и спрашиваю: какой участок работы вы
хотели бы взять?
Настя тихонько улыбнулась, изо всех сил сдерживаясь, чтобы
не рассмеяться, потом не справилась с собой, прыснула и расхохоталась.
– Ловко вы меня сделали, Александр Семенович. Сначала
показали вкусное пирожное в виде загадочных преступлений, потом наговорили кучу
комплиментов моей якобы гениальности, попутно всячески демонстрируя, что не
собираетесь на меня давить и посягать на мою независимость. И вот она я, вся в
вашей власти.
– Значит, согласны?
– Ну куда ж я денусь, Александр Семенович! Конечно,
согласна. Дайте мне все материалы по личному составу во всех областях, где
произошли серийные убийства. Пусть это будет мой кусок.
– Побойтесь Бога, Анастасия Павловна, это же такая скука.
Составьте перечень вопросов и дайте мне, я поручу какому-нибудь клерку заняться
этими списками. А вы делайте что-нибудь более творческое.
– Вы не поняли, Александр Семенович, – вздохнула
Настя. – Вы ничего не поняли. Никакой клерк не сделает с этими материалами
то, что нужно.
– Вы заранее уверены в их недобросовестности? –
вздернул брови Коновалов, и впервые за все время беседы в его голосе зазвучало
раздражение.
– Да пусть они будут хоть тысячу раз добросовестны, все
равно от их работы толку не будет. Любая самая нудная и скучная работа
превращается в праздник, если у тебя в голове есть идея, которую ты сам
придумал и сейчас проверяешь. И в процессе этой нудной работы у тебя появляются
все новые и новые идеи. Это и есть самое что ни на есть творческое в
оперативной работе. А клерки, которых вы посадите работать со списками, никогда
ничего не придумают, глядя на фамилии, названия должностей и номера приказов.
Потому что за всем этим нет их собственной идеи, нет частицы их фантазии, а
есть глупое распоряжение глупого начальника по просьбе какой-то глупой
Каменской.
