– Погоди, Виктор, погоди. Ты точно уверен в том, что сказал?
– На все сто.
– И кто этот гражданин, с которым Минаев ведет тайные
беседы?
– Некто Чинцов из Госдумы. Не слыхал о таком?
– Нет, – покачал головой Коновалов.
– Смотри, что у нас получается. Если Минаев и Чинцов – одна
компания, то зачем нужна была ложь о том, что Павла будут искать? Искали-то его
люди Чинцова, которые для Минаева никакой опасности не представляют. И коль
Минаев хотел увести Сауляка именно от Чинцова, то, стало быть, между ними идет
какая-то игра. И мою девчонку в эту игру впутывают. Возьмем другой вариант.
Минаев и Чинцов снюхались только сейчас. В тот момент, когда Сауляк выходил из колонии,
они действительно играли в разных командах. Тогда почему люди Чинцова
продолжают ее преследовать? Почему сидят всю ночь в машине под ее окнами?
Тут Виктор Алексеевич, конечно, передернул. Он знал, что
люди Чинцова, Яковлев и Обидин, в последнее время интерес к Анастасии потеряли.
Но он умышленно сгущал краски, надеясь растормошить Коновалова. Ему очень не
нравился сам факт тесного общения генерала Минаева с человеком, которого он
совсем недавно выставлял своим врагом.
– Ты пойми, Александр Семенович, я послал Анастасию в
Самару, потому что ты, лично ты представил дело таким образом, будто Сауляка
непременно постараются убрать. Иными словами, мы с тобой, а вернее – я под твою
дудку отреагировал, как нормальный милиционер: если готовится убийство и я об
этом знаю, мой долг – его предотвратить. Или хотя бы постараться это сделать.
Но если все это ложь, если никакое убийство и не планировалось, то зачем мы
старались? Мы что же, втемную работали на чужого дядю? Позволили себя обмануть,
как несмышленые малыши? Зачем, ответь мне, Анастасия ездила в Самару? Ради
какой такой цели, если на самом деле Павлу Сауляку ничего не угрожало? Что за
всем этим стоит?
– А если все-таки угроза была?
– А если была, то почему Минаев теперь играет за команду
противника? Ты же знаешь, какие в этой игре правила. Когда бывшие враги
начинают договариваться, они в знак примирения идут на взаимные уступки. Не
слыхал, Александр Семенович, как это бывает? Так я тебе расскажу, как. Один
другому говорит: твой человек мне в свое время гадость сделал или иным каким
образом помешал. Ущерб мне нанес. Ты мне его отдай, я его накажу себе на
радость и другим на устрашение. И отдают, можешь мне поверить. И я очень не
хочу, чтобы таким человеком оказалась моя Анастасия.
– Виктор, я знаю Минаева как человека порядочного и крепкого
профессионала. Не верю я, чтобы он затеял какую-то нечистую комбинацию. Вот
хоть режь меня – не верю. Может, ты ошибаешься? Ты уверен в своей информации?
Генерал Коновалов знал, как и о чем надо спрашивать.
Уверенным можно быть только в той информации, которую сам добыл. Только в том,
что видел своими глазами, слышал своими ушами, трогал собственными руками. Все
остальное – вопрос доверия к тому, кто приносит информацию. Мог ли полковник
Гордеев быть абсолютно уверенным в Короткове? Мог ли он голову дать на
отсечение, что Юра нигде и ни в чем не ошибся? Можно ли было поклясться в том,
что наводчик автомобильных воров, с которым разговаривал Миша Доценко, дал
правильный номер машины? Да, с номером машины, пожалуй, можно быть уверенным,
потому что Юра Коротков своими глазами видел людей, которые на ней ездят, и
узнал их. Таких совпадений не бывает. А если он обознался? Ведь Анастасия-то их
в Москве не видела и правоту Короткова подтвердить не может. И потом,
действительно ли была эта встреча за городом у известного политика, с которой
Минаев и владелец этой машины уезжали вместе? Действительно ли это Минаев и
Чинцов останавливались поздним вечером на дороге и о чем-то разговаривали? А
может быть, Юра ошибся, и это были совсем другие люди? Ах, если бы Гордеев
видел все это сам, своими глазами! Тогда он говорил бы с Коноваловым куда
увереннее.
– Считай, что это обыкновенная оперативная
информация, – сухо сказал Гордеев. – И, оценивая ее достоверность,
делай те же скидки и допущения, что и обычно. Она что, кажется тебе абсолютно
невероятной?
– Я думаю, все это не более чем недоразумение, –
уклонился от ответа Коновалов. – Люди могут случайно встретиться в одном
кругу и даже подружиться, не подозревая, что являются давними противниками. Сам
знаешь, такое случается. Я бы не хотел, чтобы ты подозревал Минаева в чем-то
неблаговидном.
– Ты можешь за него поручиться?
– Да… Пожалуй, да, – твердо ответил Александр
Семенович.
Виктор Алексеевич вернулся на Петровку вполне
удовлетворенный итогами беседы с генералом. Он был уверен, что не позже
сегодняшнего вечера Александр Семенович Коновалов свяжется с Антоном
Андреевичем Минаевым и проинформирует его о разговоре с полковником из МУРа.
Нет, Гордеев вовсе не подозревал начальника главка в двурушничестве. Но он
предполагал, что разговор встревожит генерала, и тот непременно захочет
переговорить с Минаевым хотя бы для того, чтобы убедиться в том, что Гордеев
ошибается. А заодно и для того, чтобы предупредить Антона Андреевича насчет
Чинцова. Дескать, это тот самый человек, люди которого собирались разделаться с
Павлом в Самаре. Старая дружба…
Ближе к вечеру появился Коля Селуянов. Вместе с Коротковым
они зашли к Гордееву.
– Значит так, дети мои, – начал полковник, опуская
длинные предисловия. – С этого часа все внимание – генералу Минаеву.
Посмотрите, как он будет себя вести, с кем встречаться. Этот человек мне не
нравится, и я хочу знать о нем все. Анастасии – ни слова. Убью, если
проболтаетесь. Наружное наблюдение не подключаем. О факте разработки генерала
из ФСБ они обязаны доложить по инстанции и получить разрешение. Информация
уйдет, а нам с вами этого не надо. Никакого реального уголовного дела под всем
этим нет, действуем на свой страх и риск, нелегально и по-партизански. Речь
идет о нашей Анастасии, поэтому, ребятки, надо постараться. Коротков, введи
Колю в курс дела. Все, отправляйтесь.
Около восьми часов Гордеев разобрался с неотложными делами и
хотел было вызвать к себе Каменскую с докладом по текущим делам, но передумал и
зашел к ней сам. Она сидела за столом, заваленным горами бумаг, бледная, с
синяками под глазами. Но сами глаза блестели, и Гордеев понял, что она не
больна, а просто устала.
– Чем порадуешь? – спросил он бодро.
– Всяким разным, – улыбнулась Настя, распрямляясь и
потирая затекшую от долгого сидения поясницу.
Она подробно рассказала Гордееву все, что сумела наработать
за день, и он в который уже раз подивился тому, как много она успевает. Он,
наверное, никогда не смог бы с таким упорством сидеть над бумагами, справками,
цифрами, схемами. Энергия всегда била в нем ключом, и долгие кабинетные
посиделки были совсем не для него. А Анастасия могла сутками не подниматься
из-за стола, занимаясь работой, требующей кропотливости и внимания.
– Как движется дело в бригаде у Коновалова? Ты уже перестала
огорчаться?
