– Ну, Настенька, в это трудно поверить. Это уже на грани
фантастики. Выбрать удобный для преступных целей регион и потом ждать, не
случится ли там чего-нибудь из ряда вон выходящего, чтобы поднять скандал?
Невероятно. А если не случится? Так ведь можно и до седых волос прождать.
– Иван Алексеевич, вы слишком хорошо думаете о людях. Вы
романтик?
– А вы?
– Я скорее циник. И я готова поверить, что все эти громкие
серийные преступления были совершены специально. Понимаете? Умышленно. Они были
частью плана. И тогда мне понятно, что обязательно есть человек, который об
этом знает и знает тех, кто эти преступления организовывал и исполнял. Я
исходила из того, что для палача розыск убийц – это вопрос раскрытия
преступлений. Поэтому и пыталась найти его среди сотрудников милиции, поэтому и
думала ошибочно, что его жертвы – это кто-то из фигурантов, проходивших по
оперативным материалам. А на самом деле это может оказаться всего лишь вопросом
осведомленности. Это звучит чудовищно, да?
– Да уж, – хмыкнул Заточный. – В отсутствии
фантазии вас не упрекнешь. Что ж, развивайте свою мысль. Кто такой этот ваш
палач и почему он в таком случае уничтожает этих наемных убийц?
– Боится разоблачения.
– И почему же он забоялся именно сейчас? Ведь убийства
совершены давно. И потом, зачем он устраивает эти ритуальные игры? Ну убил – и
убил, и дело с концом. Зачем всячески показывать, что это именно те люди,
которые совершили те давние убийства? Для кого весь этот спектакль?
– Мне нужно подумать, – сказала Настя очень
серьезно. – Я не готова отвечать вам сразу.
– Думайте, – согласился Заточный. – А чтобы вам
легче думалось, скажу еще одну вещь. По этим контрабандным штучкам у нас в
разработке находились некоторые персоны, представляющие для вас несомненный
интерес.
– Например?
– Например, некто Юрцев Олег Иванович. Слышали про такого?
– Иван Алексеевич, не вынимайте из меня душу, –
взмолилась Настя. – Добивайте сразу. Кто еще? Мхитаров? Изотов? Мальков?
Лученков?
– И даже Семенов. Вся команда Малькова во главе с ним самим.
По нашим разработкам они числятся ответственными за каждый из регионов. Вроде
куратора.
– Но их шестеро, – быстро возразила Настя. – А
регионов семь. Или я ошиблась?
– Семь. И должен быть еще один куратор. Но нам он пока
неизвестен. Посему, милая барышня Анастасия Павловна, я прошу вас о дружеской
услуге. Высчитайте мне этого седьмого куратора. И будем считать, что мы в
расчете. Я вам подсказал кое-что о ваших трупах, помогите и вы мне.
– Вы меня переоцениваете, – покачала она
головой. – Вряд ли я это сумею. Я же в ваших делах ничего не понимаю.
– А вы попробуйте. Я же не ваш начальник, за невыполненное
задание взыскание налагать не буду.
– Иван Алексевич, но получается, что палач сначала
разделался с кураторами и только потом приступил к убийцам. Все равно я не
понимаю, зачем он это делает.
– И я не понимаю, – вздохнул Заточный. – Сперва я
подумал было, что конкурирующая фирма устраняет кураторов, чтобы занять их
места. Потом я подумал, что это делает не конкурирующая фирма, а руководитель
всей этой банды, потому что недоволен их деятельностью. Я даже допускал, что
кураторы затеяли дворцовый переворот с целью сместить главарей, а главари
вовремя спохватились и задавили бунт в зародыше. А теперь я вообще не знаю, что
и думать. Я написал докладную, в бригаду Коновалова включаются наши сотрудники.
Будем надеяться, что совместными усилиями мы до чего-нибудь додумаемся.
Они развернулись и пошли по аллее в обратную сторону.
Навстречу им бежал Максим, завершая пятикилометровый кросс.
– Молодец, – похвалил его отец. – Уложился в
норматив. Можешь отдыхать десять минут.
– Тетя Настя, а вы в норматив укладываетесь? – спросил
юноша, перейдя на бег трусцой и выписывая круги рядом с ними.
– Да что ты, я вообще никуда не укладываюсь, только в
собственную постель, – отшутилась Настя. – Для таких, как я, еще
нормативов не придумали. Недавно пришлось за отходящим поездом бежать, так я
после этого часа два не могла унять сердцебиение.
– Как же вы работаете в уголовном розыске? – удивился
Максим.
– С трудом. Мне с начальником повезло.
– Глупости, – прервал ее Заточный. – Не морочьте
парню голову. Начальник ваш тут ни при чем. Запомни, Максим, для того, чтобы
тебе прощали недостаточную физическую подготовку, надо иметь особые
способности. Когда будешь таким же умным и талантливым, как Анастасия Павловна,
тогда сможешь себе позволять не укладываться в нормативы. Но не раньше. И
вообще не забывай, что ты мужчина. С тебя спрос другой.
Максим остановился, сделал несколько дыхательных упражнений
и пошел рядом с отцом и Настей.
– Хорошо вам, женщинам, – вздохнул он.
Заточный недовольно поморщился, и Настя поняла, что дома
Максиму предстоит выслушать воспитательную лекцию. Генерал растил сына один и
не спускал ему с рук ни малейшего неверного слова, каждый раз не жалея времени
на детальные и обстоятельные объяснения его неправоты. Насте доводилось как-то
присутствовать при этом, и она знала, что Иван Алексеевич в таких случаях не скупится
на образные и хлесткие фразы.
Через сорок минут они дошли до станции метро и расстались –
Заточные жили неподалеку, а Насте нужно было ехать до «Щелковской». После
прогулки она чувствовала себя бодрой, настроение поднялось, потому что
предстояло решать очередную интеллектуальную задачку, а это, по утверждению Юры
Короткова, было для Насти Каменской слаще самой сладкой конфеты. Но прежде чем
обложиться бумагами, она позвонила Заточному.
– Иван Алексеевич, ваш седьмой номер – Евгений Шабанов,
покойный имиджмейкер Президента. Он у меня получился какой-то неприкаянный.
Первые шестеро легко собрались в группу, а Шабанов стоял особняком, он же вроде
из команды Президента. То-то я все мучилась, не знала, что с ним делать.
* * *
Михаил Давидович Ларкин любил комфорт, уют, тепло и
неспешность. Он терпеть не мог суетиться и очень не любил, когда складывающаяся
ситуация заставляла его нервничать. Ларкин знал твердо: нервозность и спешка
отрицательно сказываются на проявлении его необыкновенного природного дара. Он
увлеченно занимался в свое время под руководством Павла Сауляка, старательно
изучал методики тренировок, не давая себе ни малейшей поблажки, когда эти
тренировки требовали изматывающих длительных монотонных упражнений. Он довел
свое мастерство до совершенства и очень дорожил этим. А всякие неприятности и
болезни, как показала длительная практика, мгновенно отрицательно сказываются
на силе его способностей.
Появление человека, претендующего на роль его нового
руководителя, было для Ларкина именно такой вот неприятностью. Он хорошо помнил
своего первого вербовщика, с которым разговаривал всего один раз в кабинете
заведующего отделом в КБ, где Михаил в то время работал. И после того, как с
ним начал работать Павел, Михаил тешил себя надеждой, что правду о нем знают
только эти двое – первый вербовщик, направивший его к Сауляку, и сам Сауляк.
Оказалось, что есть и третий, и это обстоятельство моментально вывело Ларкина
из состояния душевного равновесия. Этот третий человек оказался для Михаила
очень опасным, ибо показал ему полный комплект компрометирующих Ларкина
материалов, от магнитофонной записи самого первого разговора с вербовщиком, где
Миша простодушно признавался в маленьких секретах получения диплома о высшем
образовании, до видеозаписей его работы при выполнении некоторых заданий Павла
и результатов этой работы. Получилось более чем впечатляюще. Миша никогда
раньше не видел этой компры, ему только говорили, что она есть, и он верил. Но,
когда увидел своими глазами, почувствовал себя совсем худо. Ну просто хуже
некуда.
