Хотелось спать. Жутко. Голова клонилась на плечо, но ее словно кто-то подкидывал.
Впервые за долгие восемь лет работы на главном посту военно-морской разведки Алексей Семенович совершил, кажется, непоправимую ошибку. У Бушуева было два выхода: один небольшой — он надежно сидел в кобуре, другой — тоже маленький и лысоватый — восседал в своем небольшом креслице.
В голову лезла полупустая фраза: «Повинную голову...»
Контр-адмирал по привычке ударил по столу широкой ладонью и прошелся по кабинету. Есть, должен быть выход.
Он подошел к зеркалу и оглядел свое осунувшееся лицо, задержал взгляд на седоватом виске и удрученно хмыкнул: «Жаль, конечно, если в нем появится дыра размером с амбарный замок».
О деньгах, якобы поступивших на счет бомбейской фирмы, адмирал ничего не знал. Военно-морская разведка давно прекратила сношения с этой фирмой, так что сенатор в этом вопросе попал в «молоко». Но у него на руках остаются копии «просроченных» шифровок от Турка — главный компромат. Можно кое-что подчистить, но следы все равно останутся. Предстояло выяснить, кто из аппарата сработал на бывшего генерала КГБ — это первое. Второе: что стоит за инициативой сенатора. Бывший генерал КГБ привык играть за спиной, это стало его второй натурой. И в этот раз он не изменит себе. Что, что он задумал? Адмирал принял предложение Воеводина лишь с одной целью: выяснить его истинные планы. Ему стоило согласиться сразу, но он колебался; идея вывести генерала на чистую воду пришла как бы под его давлением, при помощи грубого шантажа. Но так даже лучше — пусть думает, что сломал начальника военно-морской разведки и может манипулировать им и дальше.
Голова болела как никогда. Непослушные, словно изуродованные пальцы с трудом нажимали клавиши на телефонном аппарате. Такое чувство, сопоставил адмирал, словно палач загнал под ногти иголки. Бушуев звонил в штаб Каспийской военной флотилии.
— Бушуев у аппарата. Дайте мне Попова. Александр Петрович? Здравствуй, дорогой. Парламентарии требуют от меня помощи. Обеспечь им пару суденышек и дюжину крепких ребят. Когда? Думаю, долго ждать себя они не заставят. Ну вот и отлично. Всего доброго.
11
Дагестан
Глядя на тройку незнакомцев, прибывших на базу боевых пловцов «Гранит», капитан 1 ранга Олег Бобров попытался понять значение вертящегося на языке слова: трактет. Профан в музыкальной грамоте, он все же по окончании этого резкого слова определил в нем музыкальный термин.
Резкое. Не суть, что оно означает отрывистую игру. Вот Олег Васильевич, слегка прищурив серые глаза из-под короткого козырька «нахимовки», представил партитуру, а там вместо названия произведения начертано по-латыни: TRACTET. Рядом с пюпитром вырос лохматый дирижер с ликом сумасшедшего и, повинуясь названию безымянного автора и заражая своими эмоциями дюжину музыкантов, начинает яростно дирижировать. Со спины кажется, что он беспощадно избивает кого-то.
Трактет.
Хорошее словечко прилипло.
Бобров, в повседневном кителе, начищенных до блеска ботинках, здоровался за руку с одним из троицы — чернобровым, кареглазым, одетым в деловой серый костюм и роскошные светло-коричневые ботинки модели «мокасины». Модный парень, современный; и надоедливое слово вдруг малость изменилось: трахтет.
Начальник разведотдела Каспийской военной флотилии — он же заместитель начальника штаба по разведке, — приветствуя второго гостя базы, широко улыбался ему как старому другу, с которым не виделся двадцать лет. «Двадцать лет спустя». Играть отрывисто.
Третий. Также одет с иголочки. Выправка военная, под пиджаком угадываются крутые мышцы: бицепсы, трицепсы. Что там еще? Двуглавые, треглавые. Нет, это вроде бы одно и то же. По виду — нерусский, лицо смуглое от природы, нос крючковатый, анализировал местный наблюдательный разведчик. Кавказец. На дагестанца или чеченца не похож. Грузин, осетин, абхазец? Черты лица крупные, в неподвижных глазах застыла коровья тоска. Побрит гладко; однако чернильная густота на щеках и подбородке обещала к утру превратиться в сапожную щетку.
Глядя на смуглолицего, каперанг в последний раз трансформировал прилипшее и немного развлекшее его слово: теракт.
«Хоре!» — оборвал себя Бобров. Иначе посчитают за глупенького. Им же невдомек, отчего улыбается офицер морской разведки.
Настроившись на разговор как на вербовку, Олег Васильевич, бывший подводник (последняя должность на АПРК — командир дивизиона движения), пригласил гостей в кают-компанию базы — святая святых, где офицеры общаются только по именам и ведут этакий светский образ жизни, делают ставки, играют в карты, обсуждают, чего греха таить, слабый пол. Группа «Гранит» базировалась на двухпалубном дебаркадере с парой ниток понтонов, у которых были отшвартованы с десяток моторных ботов и катеров. А плавбазой морского спецназа служило вспомогательное судно (одно из трех, включая катера обеспечения).
Из окон кают-компании, выходивших на рейд, были видны боевые корабли. Утро. Команды заняты приборкой. Легкий бриз доносит из приоткрытого окна переливчатую трель боцманской дудки. Это с «Игривого», угадал Олег Бобров. Боцман «Игривого», на зависть коллегам, имел старинную боцманскую дудку — именно боцманскую, а не офицерскую, с мундштуком, трубкой, шариком с отверстием. Самый популярный сигнал, который нравился всей команде «Игривого», назывался «обеденный», его боцман выводил словно соловей. К дудке и прокуренным желтоватым усам мичмана не хватало трубки с изгрызенным мундштуком. За глаза боцмана называли «Мичман Панин». Сейчас он наверняка поучает матросов: «Запомните: вы не палубу драите, а добиваетесь идеальной чистоты». Это относилось и к гальюнам.
По распоряжению Боброва вестовой принес чаю. Поджидая начальника базы капитана 3 ранга Андрея Кашинского, который по пути на работу отводил внука в детсад, Олег Бобров более внимательно разглядел гостей; ничего не значащие фразы о погоде в столице и здесь, на Каспии («Сами видите: бриз, к обеду заморосит, к вечеру снова распогодится»), не мешали каперангу. Видит он их впервые — это точно, как не вызывает сомнений тот факт, что все трое — офицеры.
Старшему, моложавому и чернобровому, со шрамом на скуле и луженой глоткой (горячий и крепкий, заваренный по-флотски чай глотал, как холодную «Балтику»), на вид было чуть за сорок. Возраст его спутников Бобров определил в двадцать восемь — тридцать. Хотя смуглолицему можно было дать лет на десять больше.
Олег Васильевич ничего не смог почерпнуть из туманного напутствия начштаба Каспийской флотилии Александра Попова. Когда рано утром Бобров явился в штаб, контр-адмирал беседовал с оперативным дежурным флотилии. Увидев через приоткрытую дверь начальника разведотдела, он вышел в коридор. Александра Попова, человека по характеру замкнутого, казалось, окончательно «коротнуло». Раннее утро, отнюдь не жарко, да и в штабе гуляет прохладный сквознячок, а на лбу у начштаба и в глубоких носогубных складках блестят капельки пота. Взгляд обычно с утра бодрого, но резковатого в общении контр-адмирала утомленный. К нему больше всего подходила флотская шутка: «Командир бывает человеком только в одном случае — когда падает за борт».
