Она не могла ни порадовать, ни огорчить адмирала Попова. Из нее было ясно только одно: двойка диверсантов в составе Сергея Перминова и Андрея Кашинского вышла на носителе в район порта под прикрытием баржи. Вот и гадай: дошли они или нет. А если дошли, то сумели ли добраться до Черепашьего.
Также беспокоило и не могло внести ясности происшествие в порту Бендер-Солейман, о котором доложил агент, прибывший в военный порт. Неплохой специалист по диверсиям, Попов предположил, что пожар и трескотня на барже — отвлекающий маневр российских диверсантов. Под этот шумок они могли покинуть территорию порта. О чем, собственно, в своем докладе упомянул Бобров. Они мыслили одинаково, но верно ли — вот в чем вопрос.
Наконец все встало на свои места, когда в 18.10 по московскому времени от Боброва пришла очередная информация:
"От РДГ получено радиосообщение методом «бегущей строки»: «Мы на месте. Входим в объект в ноль-ноль часов. Лодке отойти еще на две мили. Слушать нас постоянно».
Они выходили на связь посредством миниатюрной радиостанции размером с карманный калькулятор. Такие станции работают и под водой, но при условии, что антенна хотя бы на полметра выступает над поверхностью моря. Таким способом цифрового кода они могли бы связаться не только с кораблем, но и с летательным аппаратом.
Попову бы успокоиться после этой радиограммы, однако тревога не покидала его. «Мы на месте. Входим в объект в ноль-ноль часов». Поймал себя на мысли, что переживает за бойцов... как за собственных детей.
На месте.
Плюнули через три пшеничных поля.
От руководства он, конечно, получил втык, однако грубо парировал: «А вы на моем месте как бы поступили?» Добавил, что за самовольство накажет. А кого наказывать? Бобров покаялся, открыл все карты, оказавшиеся краплеными, а Кашинский и Перминов, уже не состоящие на службе, перед кем будут каяться? Перед «самым гуманным и справедливым»? За незаконное пересечение границы? Ну глупость же! После того, что случилось на «Мавритании» (дело-то, считай, замяли), их следует выпороть ремнем. Нет, такое дело огласке не подлежит и подлежать не может. Рубить головы надо не рядовым бойцам, а сенату, раз на то пошло.
* * *
Субмарина отошла вместе с траулером на две мили на север и в режиме «тишина» легла на грунт на глубине тридцати пяти метров. Вспомогательные ракетные корабли, торчащие у границы с Ираном, были приведены в готовность номер один. Тем, кто ждал, было ненамного легче, чем тем, кто в полночь начал заключительную фазу операции. Они-то хоть действовали.
Глава 15
Бег по кругу
55
«Входим?» — кивком головы спросил Кашинский.
«Входим», — ответил жестом Сергей. И... неожиданно для себя тихо произнес:
— Икота, икота, сойди на Федота, с Федота на Якова, с Якова...
— На всякого, — закончил Кашинский.
Полчаса назад Тритон вернулся с очередной вылазки. Он проплыл к служебному катеру, перерезал швартовы и отправил его в далекое плавание; теперь его мог догнать только попутный ветер. Кашинский на подсознательном уровне брал на себя больше работы. Потому, наверное, что был отцом, дедом, изо всех сил старался избавить своих чад от той работы, которая, быть может, была им в тягость. Баловал, конечно. Он хотел успеть сделать больше, словно торопился куда-то, и часто ловил себя на грустной мысли: «Старею». 53 года — самый расцвет сил для мужчины, но Тритон, оставивший часть своего здоровья на подлодке и в секретном подразделении, был гораздо старше своих лет. До сего дня он не ощущал на себе этого тяжкого груза, он дал знать о себе только здесь, вдали от родины, перед лицом реальной опасности.
И совсем некстати.
Три дыхательных аппарата были притоплены в десяти метрах от северной стены форта. Диверсанты проникали на объект в гидрокомбинезонах. И сразу же напоролись на неприятность. Ситуация — копия той, что случилась с Перминовым на толкаче. Тритоныч снял держащиеся на соплях прутья, и Сергей первым влез в каменный мешок. Глубина воды в нем достигала метра, выходов из него — два: через дренаж и через арочный проем. Высота арки, не считая той части, что была скрыта под водой, — метр. От проема до каменных стен не больше полметра. За них не спрячешься, а к этой полуподвальной камере подходили двое охранников с собаками. «Вот тебе и точное расписание», — выругался Сергей.
Он быстро оценил ситуацию. Периметр двора ярко освещен. На круговой площадке второго этажа тоже прохаживаются охранники. Собаки в десяти метрах и продолжают приближаться, через секунду-другую учуют чужого. А назад, к дренажному отверстию, не успеть. Из этой ситуации было только два выхода: замереть, надеясь, что собаки не учуют постороннего запаха, и снимать сразу четверых — двух охранников и их натренированных четвероногих друзей. Можно убрать из бесшумного пистолета, который Сергей сжимал в руке, однако на виду у «кольцевых», которым сверху видно своих товарищей.
Соображать некогда, и Перминов действовал по инерции. Он подал знак Тритонычу, благо того было видно в мутноватом свете камеры: «Назад!» И еще несколько коротких жестов: «Четыре. Справа от меня. Я — вниз!»
Другой бы ничего не понял, однако старый диверсант словно слушал четкие и громкие распоряжения командира. Он еще не выпустил из рук двух чугунных прутьев, которые с таким усердием спиливал. И ему не пришлось перехватываться, поскольку держал он их за нижние концы. Тяжеленные, зараза! Тем не менее Кашинский, уложившись в пару секунд, приставил их на место и скрылся под водой. Он держал их фактически над головой, его сжатые кулаки едва прикрывала вода. И каждую секунду он думал: «Сейчас выпущу! Нет мочи!» Руки налились свинцом в мгновение, словно он несколько часов держал над головой эти чертовы болванки. Голова у него была повернута вправо, и в откатах слабых волн он умудрялся делать короткий вдох-выдох. При этом наружу выступали лишь губы, вытянутые трубочкой. И никакой дыхательной трубки, разумеется, лишь маска, и та висела на шее.
Неизвестно, кому было тяжелее — Кашинскому, который едва удерживал за края неподъемные болванки, или Перминову. Сергей, отсемафорив товарищу и опустив на лицо маску, без единого всплеска опустился под воду, упершись вытянутыми руками в одну стену, а ногами, обутыми в резиновые чулки, в другую. И почти сразу же увидел яркий луч света, скользнувший в камеру. И не понял, расслышал ли он лай собак. Скорее всего они рычали, вплотную подвинувшись к входу.
По лучу фонаря, который шарил по помещению, Сергей определял места, которые он освещал. Вот яркое пятно надолго приклеилось к решетке. «Держи, Тритоныч!» — мысленно семафорил товарищу Сергей, находясь на глубине всего лишь метра, но без единой возможности глотнуть воздуха.
Долго, очень долго охранник рассматривает решетку, как бы не заподозрил неладного. Но сейчас собаки уже не чуяли людей, разве что тупо соображали, что они должны быть где-то рядом. Порыкивают? Наверняка. Но пора бы им совсем успокоиться.
