Константин все так же работал старшим санитаром в своей больнице. Скандал с Лавром замяли, да сынуля и сам не собирался его раздувать. Завидев Костю, он теперь перебегал на безопасное расстояние шагов в сто. Дедуля окреп, поправился, его выписали из больницы. Сейчас он усиленно занимался художественным творчеством, писал портреты, пейзажи и даже «ню» в стиле «народного примитивизма». О нем появилось несколько статей в центральных газетах, один меценат готовил его персональную выставку в модной галерее. Лавр смекнул, что живой папа, стремительно пошедший в гору, ему гораздо ценнее мертвого, и теперь тщательно оберегал его здоровье, оставив мысли об эвтаназии. Не терял с дедулей связи и Костя, но просто по той причине, что привязался к нему. Он посещал подготовительный курс в медицинском институте, где слушал лекции своего главного врача Геннадия Васильевича Красноперова. А также брал частные уроки у реаниматора Петра Петровича, правда, чаще всего они заканчивались совместным распитием спирта и разговорами не о медицине, а о всемирных проблемах человечества. Но Константин не сомневался, что в этот год он непременно сдаст экзамены и поступит. Надеялись на это и его родители, Елизавета Сергеевна и Петр Давидович, ведя жизнь тихую и относительно спокойную. Фотопортреты Риты часто появлялись на обложках и внутри глянцевых журналов, то в обнаженном виде, то в еле прикрытом — и там было на что посмотреть! Смотрел порой и Костя, покусывая от досады губы, поскольку сама Рита так больше и не появлялась, а он не хотел звонить ей из гордости. Половину из отморозков посадили в тюрьму. На свободе остались лишь «хряк», «комод» и «гиена». Санитара они не забыли, отложив расправу над обидчиком до удобного случая. Но более всех той весной удивили Катя и Митя. Длинноногая медсестра неожиданно развелась со своим мужем и тотчас же, почти скоропостижно вышла за толстяка. Костя гулял на их свадьбе, кричал им вместе со всеми «Горько!», а молодожены выглядели очень счастливо. После брачной ночи Митя с утроенной энергией бросился писать свой великий роман о превратностях любви в России…
Первого июня в деревенском домике Натальи Викторовны ждали гостей. Должен был приехать сам Каргополов! Его супруга, Света, прибыла раньше, чтобы помочь своей сестре-имениннице накрыть стол и вообще подготовиться к празднику. Особых разносолов не было, обычная, простая, домашняя пища, все ранние овощи — со своего огорода.
Он и так брюхо такое нажрал — еле в «мерседес» втискивается! — жаловалась Светлана Викторовна. — А ведь раньше тощим был, как кленовая ветка. Это его Государственная Дума испортила. Постоянно банкеты, встречи, ужины. Лопает все подряд. Да ведь, паскудник, наверняка с собой жратвы привезет импортной. И охраны человек сто!
— Где же я их всех размещу? — испугалась Наталья Викторовна.
— Ну не сто, а с десяток, включая помощничков, — успокоила ее сестра. — Не боись, места хватит. Или пусть в машинах сидят. Лучше скажи, как Ольга?
— Лежит в мансарде, отдыхает. Была вчера у врача, тот говорит, что беременность протекает нормально, рецидивов нет, давление в норме. Но мне что-то тревожно. Она столько сил потратила, чтобы уговорить этого… подонка! От него одни неприятности. А вдруг и этот ребенок больным родится?
— Так его еще и уговаривать пришлось? Ну жизнь! Удушила бы этого гада своими собственными руками.
— И я бы тоже.
Сестры мыли в тазу парниковые огурцы и помидоры. Сейчас они обе, не сговариваясь, «задушили» в руках по паре помидор, окрасив воду алым соком. От этого «злодейства» им немного полегчало на душе.
— У нас сейчас каждая неделя на счету, каждый день, — продолжила Наталья Викторовна. — Лучше бы, конечно, если бы она была уже на шестом или седьмом месяце. Антошку в больницу кладут. Пока под наблюдение, но вдруг операция потребуется немедленно? А донора-то нет. Когда она еще родит!
— Надо Каргополова подключить, — сказала сестра. — Он, гнида, если захочет, что-нибудь придумает.
— А ты с ним все лаешься?
— Да потому что у него в каждом городе, на каждой улице, и в каждой подворотне — знакомая юбка! Хоть бы он СПИДом заболел, что ли! Сил с ним уже нет. Если бы у нас хоть свои дети были… Но я же бесплодная, знаешь. Потому Олечку нашу и люблю, как родную дочь.
— А разводиться с Каргополовым не думаешь? — спросила Наталья Викторовна.
— Может быть. Вот дождусь, когда его посадят за взятки, тогда… Все равно он уже никому не будет нужен. О таких, как он, рано или поздно вытирают ноги и выбрасывают.
Бабушка раскатывала на столе тесто и что-то напевала про себя. Рядом с ней сидел Антошка и, молча, внимательно следил за ее движениями. Взгляд у него теперь был совсем не детский, а какой-то… слишком уж умудренный. Словно он уже знал, что его ждет. В саду рубил березовые чурбаки для шашлыка Вольдемар, путевой обходчик.
— А с ним у тебя как? — кивнула в сторону Света.
— Да никак! — ответила сестра. — Что он есть, что его нету. Мужик справный и не пьет почти, но… Простой, как валенок.
— А может, такой-то для счастья и нужен? Сравни его с Каргополовым. Того власть и деньги так испортили, что уже и на человека-то перестал походить. А этот вроде симпатичный даже. Сколько тебе одной куковать? Выходи, Наташка, за него замуж!
— Я пока тоже подожду, — ответила та. — Сначала надо с Олей и Антошкой все уладить. Какие сейчас свадьбы!
— И то верно, — вздохнула Светлана Викторовна. — Ну, вот, кажется, и мой приехал.
К деревенскому домику, обнесенному покосившимся, давно некрашенным забором, подкатили несколько иномарок: «мерседес», «джип», «тойота». Из машин высыпали охранники, помощники Каргополова, заняли «круговую оборону», чем нимало потешили сбежавшихся соседских мальчишек. Наконец вылез и сам депутат.
— Не может без эффектных сцен! — плюнула с веранды Светлана Викторовна. — Еще салют в его честь надо устроить. Вот боров!..
Каргополов уже шел разлаписто по дорожке к дому. Небрежно чмокнув жену, бабушку и Наташу, он поглядел на прибежавшего с топором Вольдемара. Охранник грудью встал впереди своего шефа. Другой телохранитель начал вырывать у Вольдемара топор.
— Свои, свои! — крикнула Наталья Викторовна. — Отстаньте.
Охрана ретировалась, а Каргополов, подумав немного, все же пожал протянутую путевым обходчиком руку. И тотчас же перестал обращать на него внимание.
— Имениннице — подарок, — сказал он, протягивая Наташе футляр. — Учти, эти серьги почти двести долларов стоят. Носи на здоровье.
— Спасибо, будет что в ломбард закладывать, когда совсем прижмет, — ответила, усмехнувшись, Наталья Викторовна. Светлана тоже фыркнула.
— Обязательно надо было цену сказать? — спросила она. — Ты, Каргополов, как был парвеню, выскочкой, сельским механизатором, таким и остался.
— Но-но! — обиженно изрек тот. — Поговори у меня, женщина! — он повернулся к помощнику и распорядился: — Продукты и вино — в дом, сам будь на связи, а охранники пусть по поселку погуляют, искупаются там в речке, что ли? Но одного здесь оставь, у калитки. На всякий случай.
