— Еврей? — с надеждой спросила Ольга.
— Да угомонись ты со своими евреями, — улыбнулся Леонид. — Нет, он русский. Я не собираюсь его сватать тебе. Просто хочу постараться раскрутить его на бабки, как теперь принято говорить. Он посещает меня инкогнито, боится, что о его проблемах узнают в определенных сферах. И тогда его политической карьере придет конец. На этом можно сыграть.
— Что ж, попробуй, — сказала Ольга. — Но времени остается мало.
— Если я достану деньги на операцию, ты выйдешь за меня замуж? — прямо спросил психотерапевт.
— Сначала достань, — уклончиво ответила она.
Ночью у Антошки пошла горлом кровь. Он проснулся, стал кашлять, испуганно закричал. Ольга бросилась к телефону… «Скорая» приехала через тридцать минут, и за это время она чуть не сошла с ума; казалось, на нее рушатся потолок и стены. Врач сделал малышу укол, а заодно дал успокоительное и Ольге. Потом Антошку увезли в больницу. Ольга также поехала туда на «скорой» и до утра просидела в приемном покое. В десятом часу лечащий врач Антона, сказав, что опасность миновала, почти силой вытолкал ее на улицу. Теперь мальчику требовался больничный уход и постоянное наблюдение врачей. Болезнь переходила в новую стадию. Ольга растерянно стояла перед больницей, но понимала, что сейчас от нее уже ничто не зависит. И поехала к матери.
Наталья Викторовна взяла бразды правления в свои руки. Сперва позвонила сестре, и та немедленно примчалась. Потом начался семейный совет.
— Я с самого начала говорила, что надо женить Ольгу на Косте и отправлять их в Израиль, — сказала Светлана. — Иного выхода сейчас нет.
— А если он не захочет принимать израильское гражданство? — спросила Наталья.
— Как это не захочет? Его ребенок умирает! — закричала сестра. — Тут не только евреем, папуасом заделаешься! Чукчей в десятом поколении. Лысым лемуром станешь. Гражданином Луны. А не захочет — заставим. Прижмем, так сказать, яйца, прости, Господи!
— Ему на ребенка плевать, — подала голос Ольга. — Что на первого, что на второго. И он из России не уедет, я его знаю.
— Не уедет? Пинками погоним! — решительно сказала тетка. — И не таких, как он, в эмиграцию отправляли. Солженицына, Войновича. Ничего, не опухнет там, в Тель-Авиве.
— Правильно, — поддержала ее Наталья. И посмотрела на Вольдемара: — А ты что молчишь? Ты тут единственный мужчина, может, чего умного выдашь.
— Надо действовать через его родителей, — «выдал» путевой обходчик. — Привлечь их на свою сторону. Тогда он сломается.
— А ведь это верно! — воскликнула Светлана. — Ну и мужик у тебя, Наташка! Сначала он идею с Израилем подсказал, теперь — это. Нет, быть ему железнодорожным генералом, министром путей сообщения. Бери телефон, звони!
Наталья стала набирать номер. Вольдемар скромно улыбался. Ольга покусывала губы. Светлана барабанила по столу пальцами. Бабушка мешала ложкой в кастрюле со щами. За окном чирикали воробьи. Наконец, в трубке раздался голос Елизаветы Сергеевны.
— Слушаю вас, — сказала она.
— Нет, это я вас слушаю! — гневно прокричала Наталья Викторовна. — Вы хоть знаете, что ваш внук при смерти?
— У меня нет внука. Вы ошиблись номером.
— Это вы ошиблись со своим Костиком, если думаете увильнуть от ответственности!
— Да кто вы, черт возьми, такая?
— Я — мать Ольги.
— А-а… понятно. Значит, шантаж? Я знала, что вы до этого докатитесь. Придется звонить в прокуратуру.
— Но-но! Перестаньте дурить. Давайте поговорим как интеллигентные люди, — Наталья Викторовна несколько сбавила свой резкий тон. — Тет на тет.
— А мне с вами не о чем разговаривать. Вы меня еще укусите.
— Не укушу, я даже намордник надену, если хотите. Но вопрос действительно очень серьезный. Касается наших детей.
Елизавета Сергеевна колебалась. Ей хотелось положить трубку, но в то же время разбирало и любопытство. В конце концов, от одной встречи ничего не изменится.
— Хорошо, — сказала она. — Подъезжайте на Старый Арбат. К памятнику принцессе Турандот.
— Лучше места и не найти, — согласилась Наталья Викторовна, кладя трубку.
— Я еду с тобой, — твердо сказала сестра. — Вдвоем мы ее быстро обработаем.
По пути в кафе-бар сестры хлопнули по большой рюмке анисовой водки. Потом, уже подходя к Старому Арбату, выпили еще по банке баварского пива. Для решимости в словах и действиях.
— Давай так, — сказала Света. — Я буду прогуливаться рядом, а когда ты подашь знак — приду к тебе на помощь.
— Идет! — согласилась Наташа и икнула.
— Не икай, а то она подумает, что ты алкоголичка.
— Пусть думает, что хочет, мне плевать.
Наташа заняла позицию возле золоченой фигурки, а Света стала примериваться к армейским кителям и фуражкам, которыми торговал грузин. Словно сразу со Старого Арбата намеревалась отправиться в военкомат, а оттуда — куда-нибудь в Чечню. Вид у нее был действительно грозный. Минут через десять к Турандот подошла Елизавета Сергеевна.
— Это вы звонили? — спросила она Наталью Викторовну, смерив ее презрительным взглядом с головы до ног.
— Я, — ответила та, вновь икнув.
— Ну, и о чем вы хотели со мной поговорить? Только покороче. И не дышите в мою сторону.
— Это почему же?
— Потому. Вы пьяны.
— Ничего подобного, — обиженно ответила Наташа. — Ни в одном глазу. Но сейчас не об этом. Наши дети, как вы, наверное, знаете, были когда-то… дружны.
— Давайте обойдемся без библейского вступления. Переходите сразу к сути. Если способны.
— Ладно, — Наташа икнула. — Вот вы, оказывается, какая! Сразу же на дыбы. А ваш Костик, между прочим, моей дочери жизнь сломал.
— Еще неизвестно — кто кому! — Елизавета Сергеевна посмотрела в сторону, на женщину, которая примеряла офицерскую фуражку.
— Но ребенка-то родила моя дочь, а не ваш сын! И воспитывает его она, а не Костик.
— Короче, у меня мало времени.
— Вы даже своего внука ни разу не видели! Бабушка называется, — Наташа опять икнула. Потом еще. И снова, подряд три раза. — Ох!
— Это вы — бабушка. А я еще вполне молодая женщина сорока семи лет.
— Значит, я вас моложе на два года. Это, знаете ли, в нашем возрасте существенно.
— Мы что, сюда возрастом мериться пришли? И перестаньте икать. Выпейте воды.
— Откуда, из фонтана?
Елизавета Сергеевна достала из сумки бутылку «Аква вита».
— Пейте уж. Что с вами поделаешь. Не переношу, когда в моем присутствии икают или чешутся.
— Я еще не чешусь, — огрызнулась Наташа, но бутылочку взяла, свернула пробку и стала пить.
