— Нету ее, — разочарованно ответила она. — И не будет… Не до вас всех ей сейчас! Как — где — где? В Караганде! Есть такой городок в Израиле. Вот туда и уехала. Хорошо, передам, если встречу.
Она повесила трубку, взглянула на притихшего Вольдемара, который пытался разгадывать кроссворд. Он покусывал карандаш и молчал.
— Какой-то Ренат звонил, — сказала Наталья Викторовна в недоумении. — Что за Ренат? Ольга мне никогда о нем не говорила. Яблоки ранет знаю, Ренат… Ну, ты-то чего молчишь?
— Ты же ни о чем не спрашиваешь, — ответил путевой обходчик.
— Придумай опять что-нибудь! Я вся на нервах.
— Надо куда-нибудь сходить, развеяться. Из стрессовых состояний лучше всего выводит музыка или живопись. Успокаивает.
— И откуда ты такой умный?
— Скажу откуда, — усмехнулся Вольдемар. — Вот идет поезд, в нем едут пассажиры на юг. Едут отдыхать. С собой берут лишь веселые мысли, а все серьезные выбрасывают в окно. Зачем тащить с собой лишний груз? Конечно, едут ведь загорать и купаться, пить сухое вино и флиртовать с такими же отдыхающими. А я иду по шпалам и подбираю. Все просто.
— Ну… ты даешь! — только и нашлась что ответить Наташа.
— Я тут в газете вычитал, что в галерее Гельманда открылась выставка одного народного примитивиста, — продолжил путевой обходчик, подбирающий мысли. — Некто Жаков. Старику 82 года, а он лишь недавно начал всерьез рисовать и сразу же прогремел. На него народ валит. Пойдем сходим? И Ольгу возьмем.
— Это мысль хорошая, сейчас ее позову.
Но Ольга еще раньше открыла дверь и стояла, прислушиваясь.
— Мама, кто звонил? — спросила Ольга.
— Ренат какой-то, — ответила Наталья Викторовна. — Ты сама просила ни к кому тебя не подзывать.
— Но это было вчера, а не сегодня! — почти прокричала дочь. — Ну что ты опять наделала? Он был мне очень, очень, очень нужен! Может быть, это был мой последний шанс…
Ольга готова была заплакать от огорчения.
— Я же не знала, — попыталась оправдаться мать. — Ну, перезвонит еще. Эка печаль! Давай лучше в картинную галерею сходим? Вот, Вольдемар предлагает. Пошли, доченька…
— Ладно, — равнодушно ответила та, взяв себя в руки.
Каргополов разыскивал Риту по всему городу. В редакциях глянцевых журналов, в любимом ею солярии, в ресторанах, где они часто бывали, в фотостудии. Нигде ее не оказалось, и никто не знал, где она сейчас пребывает. Словно сквозь землю провалилась. А Рита в это время лежала в постели с Костей — в его снятой квартире — и безуспешно пыталась растормошить своего любимого, который был как-то непонятно холоден и молчалив.
— Ну ты просто совсем сегодня какой-то осколок айсберга, — обиженно сказала она, прекращая свои попытки. — Бревно в лесу и то выглядит живее.
— Извини, — произнес он сумрачно. — Ты же знаешь почему? Я все время думаю об операции.
— Значит, решил все-таки ехать в Израиль?
— Это необходимо.
— А я как же?
— Рита, вот сделаем там все дела, вернусь обратно, и мы вновь будем вместе.
— А вернешься ли?
Костя поцеловал ее и улыбнулся. Потом вновь нахмурился. Видимо, сердечная боль никак не отпускала его.
— Я все понимаю, — сказала Рита. — Ты меня тоже прости, тебе сейчас, конечно, не до меня. Я часто бываю вздорной идиоткой, но когда речь идет о спасении ребенка, то… я на твоей стороне. Поезжай. Ты ведь ее не любишь?
— Кого? — спросил Костя.
— Ольгу.
— Нет. Но мне кажется, что я очень сильно стал любить сына. Черт! А ведь он даже не знает еще — кто его отец? А это я, я!
Костя вскочил с кровати, стал бегать по комнате. Сгреб со стола учебники и швырнул их на пол. Пнул ногой стул. Запустил пепельницей в стенку.
— Так почему же ты ему не скажешь? — спокойно произнесла Рита. — Это ведь так просто. И угомонись, пожалуйста.
— Просто, но не легко, — отозвался Костя, вновь прыгнув в кровать и тотчас «угомонившись». — Мне, если честно тебе сказать, очень стыдно перед малышом. Я не могу вот так просто взять и выпалить: я твой папа!
— А мне кажется, подобные вещи только и нужно «выпаливать». Как из пушки, чтобы оглушить.
— Он и так оглушен болезнью. Нет, надо подождать, пока он выздоровеет. Так ты меня отпускаешь?
— В Израиль? Да. Но не далее.
— Куда уж дальше! А сама чем будешь тут заниматься?
— Найду чем, — уклончиво ответила Рита. — Опять пойду сниматься для глянцевых журналов.
— А к этому… как его… Каргополову? Не переедешь на жительство?
— Если только ты не слишком долго засидишься в Иерусалиме. Полгода ждать обещаю.
— Всего-то? Пенелопа своего Одиссея лет двадцать ждала.
— Пойми, мне тоже надо свою жизнь как-то устраивать. Я не Пенелопа, полотно ткать не стану.
Рита отвернулась к стене. Константин опять соскочил с кровати. Был он то почти мертвым от неподвижности, то живее всех живых, как ртуть или господин Ульянов-Ленин.
— Собирайся! — сказал он, и сам начал быстро напяливать одежду, не попадая ногой в штанину.
— Зачем? Куда? — опешила она. — Что ты опять выдумал?
— Не выдумал, а обещал одному знакомому старику прийти на его выставку. Сегодня последний день. Я его от смерти спас. Еще успеем до закрытия.
— А поехали! — весело откликнулась Рита.
Глава тринадцатая
Художники, врачи и шпионы
Народу в картинной галерее прохиндейского околобогемного дельца толпилось действительно много. Сам хозяин этого заведения всегда чутко держал нос по ветру, делал ставку лишь на то, что можно продать быстро, выгодно, шумно и заработать при этом не только баксы, но и очки в художественной и политической среде. Он ни на шаг не отходил от Данилы Маркеловича Жакова, дедули, словно боясь, что часть денег и славы поплывут мимо него. Крутился тут же и Лаврик, вытирая потную от возбуждения лысинку платком. Сам живописец-примитивист, обретя вторую жизнь не только в физическом, но в духовном смысле был по-прежнему по-стариковски ехидно весел, подвижен и очень общителен. Его сухонькая фигурка мелькнула в длинном зале, за ним поспешали девушка-журналист с микрофоном, оператор с камерой. Старик обожал давать интервью.
На картинах Жакова были изображены люди и звери, лешие и домовые, леса и реки, погосты и избы, а также какие-то неведомые существа и неземные пейзажи. Все это смешивалось, переплеталось в картину загадочного, странного, но теплого и узнаваемого мира. Посетители галереи, среди которых были и известные деятели культуры, восхищенно и одобрительно кивали своими учеными головами. Простой люд, забредший сюда отчасти случайно, не отставал от них. Но в художественных опусах Жакова было действительно НЕЧТО. Возможно, та жизнь, которая снится нам всем в детстве…
