— Тебе пора спать, — не выдержала Карина. — Я постелю. Влад тебя, конечно, не тронет, но будет долго смеяться.
— Давайте ляжем втроем? — предложил Колычев.
— А когда придет муж, мы подвинемся. Групповая любовь должна его возбудить.
— Вот негодяй, — зарычал Клеточкин. — Так и хочется плюнуть в твою ржущую рожу! Наливай.
— Так, хватит, — твердо сказала Карина. — Мне это все уже осточертело. Забирайте вино и катитесь отсюда. Допьете на скамейке. А выспитесь в отделении.
— Селена, не гони! — отозвался Клеточкин. — Я Жду, когда придет дочь.
— Тогда сиди спокойно. А тебе, Алексей, лучше уйти. Ты на него дурно влияешь.
— Селена, ты не права! — подхватил Колычев. — Я трезв и отвезу его на машине. Ключи у меня, а «тойота» во дворе. Если ее еще не угнали.
— Почему вы называете меня Селеной? — возразила она. — Что за шутки?
— Фильм ведь продолжается, не так ли? — пояснил Колычев, посмотрев на режиссера.
— И кроме меня, его снимать некому, — подтвердил тот. Голова его стукнулась об стол. Карина покачала головой.
— Надо его хотя бы перетащить на кровать, — сказала Карина.
— Не стоит. Пусть отдохнет пять минут. И мы уедем. Ты уж извини, что так вышло, — несколько виновато произнес Колычев. — Я не думал, что все получится так скверно и глупо. Не надо мне было его сюда тащить. — Он выглядел действительно расстроенным. — Ладно, что-нибудь придумаем, — сказал он. — У тебя есть нашатырный спирт? А у меня с собой. Всегда ношу, когда предстоит какая-нибудь пьянка. На, капель десять, не больше.
Он извлек из кармана маленький пузырек и протянул ей, а сам начал растирать Клеточкину виски и уши. Карина ушла на кухню, налила воды, отсчитала положенное число капель и вернулась. Пузырек, открытый, оставила на кухне. Режиссер уже сидел за столом и мутным взглядом смотрел на нее.
— Выпей, — сказала она, поддерживая ему затылок.
— И поедем, — добавил Колычев.
Николай залпом выпил полный стакан воды с нашатырным спиртом, передернул плечами, скривился и встал. Средство, видимо, подействовало мгновенно.
— Лучше? — спросила Карина.
— Еще бы! — ответил за Клеточкина Алексей. — Как на воздух вынырнул. Теперь в номера, к девочкам!
— Нет, домой, — проворчал режиссер. — Ну вас всех в болото…
Слегка пошатываясь, он направился к двери, даже не прощаясь с Кариной, Колычев, пожав плечами, пошел следом. На пороге они оба обернулись.
— Завтра начинаем пробные съемки, — трезвым голосом произнес Клеточкин. Смотри, не опаздывай.
— Селена придет вовремя, — успокоил его Колычев, похлопывая по плечу. Куда тебя доставить? Я поведу машину.
Закрыв за ними дверь, Карина прижалась спиной к стене. Что-то давило грудь, словно она надышалась ядовитых испарений. «Селена — ведь это моя роль», — подумала она со страхом и неожиданным отвращением.
«…Лето. Дачный поселок, где-то возле реки, и это последний день перед тем, как поезд повезет меня на Восток через всю страну. Выкрашенный в оранжевый цвет, я чувствую себя торжественно, словно именно мне предстоит играть главную роль в проведении какого-то научного эксперимента. То, что это действительно так, подтверждает присутствие за столом солидных мужчин, в которых, по их характерным повадкам и пенсне, можно без труда определить ученых, а также околонаучных дамочек, настроенных весьма истерически. Здесь же — Дана и Велемир, пристроились где-то в уголке комнаты. Вскоре я вынужден буду расстаться с ними, потому что срок их командировки заканчивается. Но как это произойдет, еще неизвестно. Насколько можно понять из беседы за столом, целью собравшихся здесь людей является подтверждение или отрицание способности неживой материи аккумулировать физические и умственные возможности. человека. То есть его биологические излучения… Тьфу ты, пропади они пропадом с этим своим поганым языком! Можно заметить, что как только я начинаю длительное время вращаться в какой-то среде, так и выражаюсь на их сленге. Вот жил когда-то у дворника на Воробьевых горах и говорил с собой — через слово мат, а жил у одного военного моряка — только о крейсерах да шлюпках.
У меня нет души и мозга, как у людей. Я способен только впитывать информацию. Любой самый высокоразвитый интеллектуал использует свое сознание лишь на десять процентов, хотя в его башку вмонтированы миллиарды нейронов про запас. Но идиоты люди боятся и не хотят умнеть. Мне же положен всемирный, космический разум, практически беспредельное хранилище информации, чувств, чужого опыта, и я должен познавать и познавать все вокруг: людей, страны, обычаи, науки.
— …даже растения реагируют на эмоции человека, — говорил за столом один из ученых. — И приборы регистрируют это. Мы с вами уже не отрицаем телепатию, после нашего знакомства с господином Мессингом, присутствующим здесь… Но не разумно ли предположить и обмен информацией между неживой материей и человеком? Все мы тут атеисты, но разве поклонение наших богомольцев деревянным дощечкам и мощам усопших не доказывает на чисто бытовом уровне, что у них там идет процесс некоей взаимосвязи — на астральном уровне, если хотите?
— Нет, не хочу, — возразил ему другой. — И не желаю. В Мадриде, еще лет этак семь назад, мне показывали тело одной монахини, покоящееся в склепе. Она скончалась триста сорок пять лет назад. Так вот, господа-товарищи, это молодое тело сохранилось самым замечательным образом, без малейших признаков распада или тления. Будете в Мадриде, непременно наведайтесь. Я уверен, что и через сто лет оно не изменится. Причем она натурально мертва! Анализ ткани показал — мне позволили это сделать, — что монахиня скончалась будто вчера. Но это произошло более трех столетий назад. Так что же все-таки это — неживая материя или живое существо? Или же нечто новое, что должно возродиться в будущем и придет на смену людям? Кукла в коконе?
— Я знаю, о чем Вы говорите, был там в прошлом году, — вмешался в разговор третий, ловя взгляды истеричных дамочек, сложивших от ужаса руки ладошками. — Биологические часы мадридской красавицы-монахини пошли как-то по-иному, непонятно по какой причине. Это уже биохимия. Возможно, ее клетки обрели способность как бы связывать молекулы воды, или ее мозг в результате какой-то химической реакции сумел приобрести необычные свойства, нам покудова неизвестные. В одном из Тибетских монастырей, между прочим, я уже видел нечто подобное. Несколько огромных гробов, в которых покоились гигантские люди. Мертвые, но как бы живые, либо спящие… Пришельцы будущего, махатмы, как их называли местные ламы, поклоняющиеся им. Но вот перед нами совершенно неживое существо, и вы этого отрицать не смеете, — он указал на меня пальцем. — Для пущей биологической изоляции его намеренно выкрасили в оранжевый цвет масляной краской.
— Да, да! — подхватил председатель. — Начнем, пожалуй. Сегодня, в день солнцестояния, мы собрались, чтобы…
— Хватит вам! — перебил его предыдущий оратор. — Давайте без экивоков и долгих вступлений.
