Приз. Корсаков не раз возвращался к этому слову, которое он примерил на Марию Дьячкову. Приз. Кубок. Это такая вещь, которую на заднем сиденье машины не возят, на кухонный стол не ставят, в кустах не разглядывают и уж тем более где-то в подъезде не разворачивают. По отношению к Марии — не распаковывают. Может, потом, когда поднадоест, исцарапается, а поначалу с ним надо бережно. Это как новые очки, неожиданно сравнил Корсаков. Поначалу бережешь линзы, дышишь на них и протираешь бархоткой, а со временем переходишь на носовой платок, трешь их краем рубашки, предварительно смочив слюной. Все как в сексе. Потому начало взаимоотношений между Марией и Корсаковым лежало в «бархотке», обдуваемой бережным кондиционированным дыханием. И он повел ее не в парк, а сразу — культурно — в музей. Он не мог сказать ей: мол, я подготовлю местечко, а потом звякну и сообщу — где и когда. Сорвал бы нежную резьбу этаким дубовым напором.
В тот вечер в квартире-музее Корсакова было много одноразовых вещей, начиная с презерватива и заканчивая комплектом постельного белья. И то и другое подлежало немедленной утилизации. Остальное (рюмки, бокалы и даже атмосфера) — тщательной стерилизации. Однако получилось так, что утилизировать было нечего. Постельное белье подлежало в лучшем случае встряхиванию.
Нагрузился. В зюзю. Как и было запланировано. Но не мог забыть обнаженного тела Марии, как она надевала трусики и наклонилась за топиком, валявшимся на полу. И уже неважно, как она раздевалась — сама или с чьей-то помощью. Он не макнул свой рогалик в бланманже, тем не менее она уже его. Это читалось в ее глазах, легким ветерком шелестело в волосах, щекотавших лицо Корсакова: она склонилась над ним и одарила материнским поцелуем в алебастровый лоб: «Не надо меня провожать».
Он не стал ее удерживать и настаивать на дополнительном времени. Обычно так не делают. Всему свое время — об этом он тоже знал. И только наутро понял, что его рогалик автоматически превратился в натуральную баранку. Он не мог поднять трубку телефона и позвонить Марии. Именно утром, когда перекрестились, как боевые рапиры, два взгляда — его и жены, на него покосились сразу две подруги: скорбь и срамота. Отчего-то стало неловко перед женой, словно он не оправдал ее доверия...
Опозорился, в общем.
Приз. Кубок. "Это такая вещь, которую дома не прячут..."
Стоп! А это откуда?
Корсаков напрягся. Ему показалось, что тяготившие его перешептывания на воображаемой пленке прозвучали довольно отчетливо. И даже голос показался знакомым. Он сказал что-то... О чем? О какой-то машине с бортовым компьютером, который... считывает всю необходимую информацию.
«Ниссан...»
Дмитрий Николаевич словно вспоминал сон. Он лежит с закрытыми глазами. Причем боится открыть их. Он притворяется спящим. И даже покрикивает на кого-то. Ему верят, потому что он слышит, как откровение: «Надень на левую руку. На ремешке отверстие разношенное».
Голос Юрия Цыганка...
Корсаков похолодел задолго до того, как впился глазами в свои универсальные часы...
Прошло пять, десять, двадцать минут. Полковник попал в положение разведчика, которого пытались завербовать. Работая в системе безопасности, Корсаков мог дословно воспроизвести негласное положение: «Если кандидат на вербовку пойдет к своему начальству и расскажет, что некто пытался его завербовать, начальство сделает вполне обоснованный вывод: он к оперативной работе не пригоден». Это равносильно рапорту об увольнении со службы. Поэтому мало кто делает подобные признания.
Корсаков уже принял решение, одно-единственное в создавшемся положении. Однако ему необходимо узнать, что именно искали — и нашли — в его компьютере Мария и ее телохранитель.
Дмитрий Николаевич включил компьютер и открыл вкладку «Недавние документы». Пробежал список глазами и нашел, что с ними он работал последнее время, если Цыганок открывал другой документ, то запросто мог подчистить за собой, удалив ссылку на соответствующий файл. Корсаков открыл директорию Recent, в ней набралось пятьдесят ссылок. Даже не заглядывая в корзину, он запустил утилиту восстановления удаленных файлов, указав в опциях каталог и расширение файла. Расширение могло быть лишь одно — Ink, независимо от того, какой именно документ открывался при помощи этой ссылки. Также указал дату, чтобы сократить время поиска. Но едва он запустил утилиту Recovery, как тут же припомнил, где еще можно отыскать следы. В самом файловом менеджере Windows Commander. Фактически Корсаков проделал то же самое, что и Цыганок: открыл вкладку Commands и запустил интегрированную утилиту поиска. И на вкладке Find text увидел тот единственный след. Строка до сей поры содержала следующий текст: «Посещение президентом РФ...»
Руки Корсакова безвольно опустились.
Накачали. В зюзю. Обоснованный вывод: к работе не пригоден.
Но работать придется. Необходимо напрячь извилины и заняться анализом.
Проверка? — спрашивал себя Дмитрий Николаевич. Может, его проверяют таким образом? Нет, это больше походило на подготовку к шантажу. А тот мог напрямую вылиться в натуральную вербовку. Поскольку негласное правило распространяется на обе стороны.
На кого работает Цыганок и Мария, узнать бы это. Кто подтолкнул их к полковнику из спецслужбы и с какой Целью? Стандарт: «Мне надо подумать». — «Не стоит этого делать. Давайте решим сейчас». — «Тогда я не принимаю ваше предложение». — «Ну что же, забудем?» — «Забудем».
Но никто ничего не забывает. Это прописная истина.
У Корсакова была только эта версия, других в его понимании просто не существовало. В таких случаях существовало лишь одно продолжение: дождаться контакта. Ему вручат распечатанный секретный документ и зададут несколько стандартных вопросов.
Полковник вынул из ящика стола чистый лист бумаги, отметил время и написал:
Начальнику Службы безопасности
президента РФ
генерал-майору СВЕРДЛИНУ А.С.
от полковника СБП Корсакова Д.Н.
В 17.30 20 июля 2004 года я обнаружил признаки доступа в свой личный компьютер — № 2380ПЛ-3. Цифровые следы указывают на конкретный документ, озаглавленный как «Протокол аналитической группы о визите президента в г. Самару». В связи с тем, что визит президента запланирован на 7 августа с.г., я взял на себя ответственность отсрочить подачу данного рапорта до того момента, когда — возможно — на связь со мной выйдут люди, проникшие в базу данных моего компьютера. Я оставляю рапорт в ячейке сейфа коменданта Кремля за печатью и подписью коменданта до 19.00 21 июля 2004 года.
Полковник СБП Корсаков.
Пожалуй, это был единственный вариант, он позволял Корсакову выдержать удар. Он отнесет запечатанный конверт коменданту, распишется в журнале, когда именно он положил рапорт на хранение. Главное — есть время подумать. Ровно двадцать четыре часа. Может, к тому времени наклюнутся другие варианты, и полковник опередит коменданта и заберет конверт.
