Взяв трубку, я откликнулся в стиле Матвея Ивановича:
— Спасская башня на проводе, говорите.
После некоторого озадаченного молчания женский голос произнес:
— Мне нужна Маша, — и пару раз кашлянул. — Я туда попала?
Почему-то я сразу сообразил, что это Ольга Ухтомская. На меня внимательно смотрели две пары глаз, Алексея и Якова.
— Туда, — ответил я. Развернулся и вышел на кухню.
— Я по поводу сумочки, — продолжил голос. — Мне передали номер ее телефона. Можно с ней переговорить?
— Можно. Но я ее доверенное лицо. Личный юрист. О чем вы хотели ее спросить?
— Юрист? — наступила пауза. Я почувствовал колебания в ее голосе.
— Она сейчас отдыхает, — сказал я. — Говорите со мной. Вы Ольга Ухтомская?
— Да.
Опять пауза. Колебания достигли такой степени, что я испугался, не отключится ли она совсем?
— Нам надо встретиться, — торопливо сказал я. — Это в ваших интересах. И это не телефонный разговор, как вы сами понимаете.
— Конечно, — согласилась она. — Потому что не все вещи в сумочке оказались на месте.
— Пусть вас это не тревожит. Предмет, который мы оба имеем в виду, не пропал.
На кухню вошел Яков. Стал наливать воду в чайник.
— Где и когда? — коротко спросил я.
— У Матвея Ивановича, — ответила девушка.
— Это… неразумно, — я заметил, что Яков прислушивается к нашему разговору.
— Зато безопасно для меня.
— Как раз напротив. Насколько я в теме.
— А где вы предлагаете?
— Дайте подумать.
Меня смущал маячивший передо мной Яков. Он усмехнулся и спросил:
— Красивая пассия? Пусть подругу пригласит. Для меня. Устроим вечеринку.
Подруга уже на кладбище, — подумал я. — И, возможно, не без твоей помощи.
— Ладно, давайте у Матвея Ивановича, — вырвалось у меня, поскольку ничего лучшего не приходило на ум, к тому же я стал нервничать, — часа через полтора.
— Хорошо, — отозвалась Ольга Ухтомская, и связь прервалась.
— А я думал, что вы в Машу влюблены, — насмешливо произнес Яков. — А у вас с другими свидания…
— Думать — вредно, как учит Бахай-сингх. Спросите у своего отца, он подтвердит.
— А чья все-таки она невеста?
— Кто?
— Ну, Маша ваша. Папа говорил, что вы с ней в загс собирались.
— А вам дело есть? Какие реэмигранты пошли любопытные…
— Бросьте. Не пойму просто, как вы такую девушку упустили? И не боретесь. Типичная российская расхлябанность. В кармане дыра, через которую золотая монета проваливается, зато голова забита светлыми мыслями о спасении всего человечества.
— На все человечество мне начхать, — ответил я. Знал же, что он меня подзуживает, но ввязался в диалог.
— Будто?
— Будто. Потому что всего человечества нет, есть отдельные конкретные люди, которые мне дороги или нет. Одних я действительно готов защищать и спасать, а с другими — бороться.
— Не щадя живота своего, как на поле Куликовом? — он засмеялся и в который уже раз подмигнул: — Да вы сами не верите в то, что говорите. Это слова Алексея, а не ваши. А вот он взял да увел у вас девушку. А вы с носом остались. На поле, усеянном костями.
— А что это вы мне все время подмигиваете?
— Лицевой нерв застужен, тик. Холодно у вас в России. Совсем тут расхворался, — он кашлянул, но, кажется, нарочно.
— Лечитесь. Или уезжайте, — сказал я.
— Не могу. Еще не все выполнил.
— Много работы? Трудно, поди?
— Очень, — он поглядел на часы. — Однако мне пора. Чай пить не буду. У меня тоже свидание.
Яков пошел к двери, потом обернулся и добавил:
— А вы Машу-то все-таки не упускайте. Золотые монеты на дороге не валяются. А мысельки всякие — они ведь приходят и уходят, как муравьи, сыт ими не будешь, — и снова подмигнул мне.
Спустя некоторое время, когда я уже заварил целительный зеленый чай Тегуаньинь, на кухне появился Алексей.
— Не хотел вам мешать, — сказал он. — Чувствовал, у вас какой-то интересный разговор.
— Ничего существенного, — ответил я. — Зато звонила Ольга Ухтомская. Сама нарисовалась. Через час мы должны с ней встретиться в Кремле. То есть у Кремля. Ну, ты понял.
— Надо будить Машу.
— Пусть спит. Отправимся на встречу без нее. Еще неизвестно, что из всего этого выйдет. Нам лучше прийти пораньше, так что собирайся.
— А я готов. Чаю только попью.
Пока мы сидели за столом, выполз физик-ядерщик с бахаистским уклоном. Всем своим всклокоченным видом и застывшей в глазах думой он напоминал какого-то древнего философа после пира.
— Вот я уже четвертый год на паперти, — обратился он к Алексею, при церковных вратах, а к вере так и не пришел, почему? Напротив, то к кришнаитам загляну на огонек, то в Сторожевую башню к иеговистам, то Аум Сенрике подвернется под руку, теперь вот Бахай-сингх спать не дает спокойно, в башке сидит, как заноза.
— Ага, потому-то так и храпишь, — усмехнулся я.
— И все же. Ведь Бог един? Почему религий много?
— Бог триедин, — поправил Алексей. — Отец, Сын и Дух Святой, Животворящая Троица. Все остальное — от лукавого. Башни на песке извечного врага Господа, которые подобно Вавилону могут пасть в мгновение ока, стоит только дунуть как следует. И падают, но сатана тут же подсовывает новую игральную колоду карт, для искушения. Но выиграть у него в этот покер нельзя, даже не садись за стол. А гони шулера и обманщика прочь.
— Но ведь и в христианстве много течений-конфессий. Как тут разобраться? Вроде все они хороши. У православных — красочное благолепие, католики во время богослужения сидят, что весьма удобно, англикане независимы от папы, протестанты о материальном достатке заботятся…
— Есть такая современная притча, — ответил Алексей. — Звучит объясняюще. Когда Христа распяли, то с ним, в горе и страдании, до последней минуты оставались истинные верующие, которые до сих пор хранят Его Единую Апостольскую Соборную Церковь. Но некоторые устали ожидать, отошли в сторонку и сели на камни передохнуть. Как будущие католики. А первые протестанты и вовсе вернулись в Иерусалим и начали скупать дома с видом на Голгофу, чтобы брать потом за них арендную плату с паломников. Боялись опоздать. У них и сейчас считается, что если ты беден — значит, тебя Бог наказывает, а коли богат или провернул удачную сделку — то любимый сын Господа.
— Гм-м… Забавно. Ну а сам-то ты, праведник, как пришел к вере? — спросил Владимир Ильич, отпивая чай.
