— Начало землетрясения в Москве? — спросила ведущая, чуть ли не радостно. — Мы не можем сейчас дать полного и обстоятельного ответа на этот вопрос. Дождемся приезда более компетентных и официальных лиц. Нам уже сказали, что сам мэр Москвы должен приехать с минуты на минуту. А пока расспросим очевидцев происшествия. Ну хотя бы… вот этого мужчину.
Камера развернулась и остановилась на человеке среднего роста, прижимавшего к груди кастрюлю с геранью. Это был я. А за моей спиной стояли Маша и Алексей, обнявшись. Выглядели они неважно. Впрочем, как и сам я — испуганно и растерянно.
— Вы ведь жилец этого дома? — спросила у меня бабешка, тыча микрофон в зубы. — Вы спали, когда начались толчки? Как вы успели выскочить? Что чувствовали? Кто-нибудь из вашей семьи остался? Вам нужна медицинская помощь? Зачем вы захватили с собой герань?
На экране телевизора я открыл рот, как рыба на берегу, но ответить ничего не успел. А очень хотелось. Послать бабешку куда подальше. Хотя я и не сторонник матерных слов. Но передо мной лежали развалины моей квартиры. И еще были слышны стоны из-под бетонных плит. Там уже вовсю работали спасатели из МЧС.
— А вот и мэр, мэр приехал! — заверещала теледеваха и бросилась к кавалькаде черных машин.
Алексей встал и выключил телевизор.
— Сам Хозяин Москвы, собственной персоной, — произнес я. — Уважает погорельцев. Может, теперь и компенсацию выпишет. Аж в одну тысячу долларов. А где жить-то?
— Мы с вами уже знаем, кто подлинный Хозяин Москвы, — уточнил Алексей. — Даниил Московский. А жить, думаю, пока сможете и здесь. Владимир Ильич ведь не возражает. По-моему, очень славный и добрый человек.
Владимир Ильич — это не тот, который Ленин, а совсем даже наоборот — мой сумасшедший пенсионер сверху, Володя. Он вовремя подвернулся, когда мы стояли возле развалин четырех этажей нашего дома. Я тогда еще спросил у Маши:
— Куда теперь-то? Это ты во всем виновата. От тебя одни неприятности.
— Ко мне нельзя, — отрезала Маша. — Я под колпаком. И вообще, можно сказать, в бегах. А дом твой давно пора было сносить.
— Но не так быстро, — возразил я и поглядел на Алексея.
— Ко мне тоже невозможно, — ответил он. — Я ведь сам из Киева, а в Москве временно, жил у Маши. Но в свете последних обстоятельств там нам появляться не рекомендуется.
— Мы хотели некоторое время перекантоваться у тебя, — добавила она.
— Вот и перекантовались, — угрюмо сказал я. И тут откуда-то вынырнул Володя — в разного цвета и формы башмаках и лыжной шапочке на голове.
— Ну, это дело поправимое, — произнес он. — Не горюйте. Моя квартира ведь тоже разрушена — и черт с ней! Я никогда не был в ней счастлив. Зато есть другая, на 9‑й Парковой. Вернее, она не моя, а моей бывшей жены. Три года назад Роза вместе с сыном уехали в Израиль. А ключи оставили мне. Так что можно вселяться. И поскольку я бессребреник, то денег с вас не возьму. Мне главное — общение. Я ведь не Амвросий Медиоланский, чтобы всю жизнь молчать.
— А я и не знал, что у тебя есть сын, — недоверчиво сказал я. Хотя мы с ним частенько играли в шахматы и болтали о всякой всячине. — Ты что же — еврей?
— Это у Розы вся родня в секторе Газа. А у меня — с Поморья. Впрочем, хотел бы я быть евреем, да не получается. Я уж терся об них, терся, но никак не могу загадиться. Но знайте, что жидовство в России непременно разовьется поверх христианства и станет основной религией. Это вам не я говорю — Розанов. А я — лишь ретранслятор чужих мыслей. Человек-мэссидж.
— Он очень умный, — пояснила Алексею Маша. — Бывший физик-ядерщик. За его голову в Америке давали миллион долларов, но он не поехал. Теперь собирает милостыню на паперти.
— Да это я так, в шутку! — отмахнулся Владимир. — От нечего делать. Мне моей пенсии хватает. Просто интересно наблюдать людей. Какие они все разные… Когда расстаются с денежкой.
— Володя, а сколько вы нас сможете перетерпеть? — спросила Маша. — Неделю, месяц?
— Год, — ответил он. — И еще шесть дней. Потом наступит конец света. Я это физико-математически вычислил.
Алексей долго мялся, но все же задал мучивший его вопрос:
— Позвольте полюбопытствовать: а почему вы ходите в разных ботинках?
— А потому, чтобы меня об этом постоянно спрашивали, — отозвался Владимир и подмигнул ему.
Так мы оказались в его двухкомнатной квартире на 9‑й Парковой. Была она вся в пыли и паутине, но вода из кранов текла и лампочки горели. Запах только стоял какой-то кисло-сладкий, словно где-то под диваном лежал труп, забытый перед отъездом в сектор Газа. Но оказалось, что это всего-навсего полмешка с картошкой. Точнее то, во что она превратилась за эти три года.
— Типичная еврейская помойница, — выразилась Маша, первым делом выбросив гнилой картофель в мусоропровод. Потом взяла веник и принялась наводить порядок. Но очень быстро утомилась и села рядом с нами смотреть последние теленовости. Сам Володя к этому времени вернулся на развалины, в надежде собрать кое-что из своих вещей. Мне на мои вещи было плевать. Кроме того, наш разговор с Алексеем еще далеко не был закончен…
2
Странно, но мною сейчас владело и некое безразличие к собственной судьбе, и в то же время необычайное нервное возбуждение. Я по натуре ипохондрик с элементами здорового цинизма, если не сказать еще хуже: разочарованный странник. Поэтому не вижу ничего скверного в переезде с одного места на другое, из одного мира — в иной.
Поливая из чайника свою спасенную герань в кастрюле, я произнес:
— Итак, продолжим нашу увлекательную беседу. Пока не развалился и этот дом. А то это уже станет доброй традицией. Сами-то вы как думаете: с чего подобная чертовщина приключилась? Только не говорите мне о силах из преисподней, которые вас преследуют. Лучше уж принять версию о взрыве бытового газа.
— Землятресение, оно ведь тоже из преисподней, — как-то уклончиво отозвался Алексей. — Но преследуют нас вполне конкретные люди. Или нелюди, как вам больше понравится.
— Не нравится мне ни то, ни другое, — сказал я. — И вообще я лицо постороннее. Даже уже не жених.
— Но был им, — с обезоруживающей женской логикой возразила Маша, будто ставя мне на лоб штамп.
Оставалось лишь горько усмехнуться и спросить:
— Так от кого вы скрываетесь? Алексей кивнул в сторону нашей невесты:
— Пусть Машенька и расскажет. Поскольку это была ее затея.
То, что мне довелось услышать в ближайшие полчаса, казалось невероятным… Впрочем, и все последующие события стали приобретать какой-то ирреальный, фантастический оборот.
— Пока Алеша бродил по Оптиной пустыни, я оставалась в номере гостиницы, — начала говорить она. — Обычно в такие номера казарменного типа набивается по двадцать, а то и тридцать паломников. Но в этот раз нас почему-то было лишь трое. Я, пожилая женщина и молоденькая девушка, которая называла свою старшую спутницу тетушка. Обе они были в темных скромных платьях и платках, как положено. Держались очень скованно и напряженно. Я, как ты знаешь, девушка компанейская…
