Секретарша приглашает одну девушку за другой каждые несколько минут. Надеюсь, мне хватит времени проявить себя. Обычно мне требуется больше нескольких минут, чтобы расположить к себе собеседника. Только бы хватило ума не брякнуть с порога что-нибудь оскорбительное… С меня станется, особенно когда я нервничаю.
Как тогда, в детском саду, когда в первый же день я спросила воспитательницу, не антисемитка ли она. Самый первый вопрос, который я умудрилась задать. Не «Где вы держите цветные карандаши?» или «Когда у нас полдник?» Прямо с порога я брякнула: «Вы антисемитка?» Я выяснила значение этого слова буквально накануне, и меня оно волновало. А получилось ужасно, будто я ее подозреваю… С тех пор воспитательница меня невзлюбила.
— Хлоя, прошу за мной. Секретарша говорит с таким видом, будто это самая скучная фраза в английском языке. Можно подумать, она скорее удалила бы себе все ресницы, чем провела на собеседование еще одну девушку. С тем же успехом можно было произнести: «Хлоя, идите за мной, или можете выметаться отсюда, как и все остальные».
Но винить ее в таком отношении нельзя. Она покрасила волосы в розовый цвет, и все для того, чтобы торчать в комнате с тридцатью одинаковыми девушками, каждая из которых отправится домой после трехсекундного собеседования и никогда больше не увидит ни ее, ни ее волосы.
Здесь особый стиль секретарши совершенно теряется. Вообще-то я люблю розовый, хотя и считаю, что для волос этот цвет непрактичен. Должно быть, она потратила не один час, намазывая гелем торчащие пряди, похожие на щупальца. На ту, что на затылке, я даже смотреть не могу. Она в точности как пенис.
Впрочем, ее волосы напомнили мне кое-что помимо пениса. Мою розовую атласную сумочку. Я всегда хожу с ней на официальные приемы, чтобы внести цветовое разнообразие. Обязательно подарю ее этой девушке, если меня примут на работу. На самом деле я никогда не ходила с розовой атласной сумочкой, поскольку меня еще не приглашали на такие приемы. Но секретарше она обязательно понравится. Какая девушка не захочет сумочку под цвет волос?
Я бросаю на нее еще один взгляд, чтобы убедиться, что оттенок совпадает, и подмигиваю. Я хочу намекнуть ей, что у меня есть для нее сюрприз. Секретарша в отвращении закатывает глаза.
Она не из тех, что хотят всем понравиться. Скорее наоборот. Ее лицо покрыто белой пудрой, губы словно в крови, а глаза жирно подведены черным, причем стрелка из уголка глаза сбегает по щеке. На ней черные штаны и очень красивая футболка, только вся рваная и с черепом на спине. На ремне и ботинках металлические заклепки. И запашок от нее еще тот.
Самое забавное, что она смотрит на меня как на ненормальную. Конечно, юбка у меня немножко девчачья, но не настолько же девчачья, чтобы так пялиться. Я пытаюсь убедиться, не поворачивая голову, что воротник кремового пиджачка не замялся. Она продолжает смотреть на меня. Можно подумать, у меня на голове шляпка.
А вдруг?
Я невольно касаюсь головы, чтобы развеять сомнения. Конечно же, это просто смешно. Про такую вещь я бы не забыла, да и нет у меня никакой шляпки.
Мне ни с того ни с сего хочется сказать «дерьмо» и ошарашить ее. Может, она подумает, что я тоже готка, только маскируюсь. Ну нельзя же столько на меня смотреть! Будто это у меня воспаленная ноздря. Небось вынимает оттуда кольцо перед работой и никогда не протрет спиртом. Скорее всего она даже не настоящая готка. Настоящие готские девицы не вынимают кольцо из носа перед работой. Скорее, она панк. Я всегда путаю эти два стиля. Готы обычно устраиваются туда, где требуется пирсинг лица. Они работают в «Старбаксе», а не в женских журналах. Моя сестра Зоя назвала бы ее псевдоготкой.
Зоя для всех находит названия. Получается обычно внушительно, однако в половине случаев я не понимаю, что она имела в виду. Взять то же слово «псевдо». Я долго считала, что это значит «псих».
Разумеется, я понимаю, почему в Хэллоуин люди наряжаются Франкенштейном, но зачем пугать людей, если за это не дадут конфет?
У нас в средней школе была одна девчонка-готка. Всего одна. Я выросла в маленьком городке в Нью-Джерси. Такие крайние меры, чтобы обратить на себя внимание, были не в чести. Призыв о помощи, выраженный при помощи одежды, считался дурным тоном. Я никогда не разговаривала с этой девочкой. До смерти боялась, что она ударит меня ножом. Нет, вру. Однажды я заговорила с ней, когда случайно толкнула в школьном буфете. Но сказала немного. Кажется, только: «Простите, мэм».
Даже сейчас не понимаю, что заставило меня назвать ее «мэм». Думаю, отчасти уважение к ее решению выглядеть, как ей нравится, именно в средней школе, а в основном — давний страх перед всем, связанным со смертью. Она ужасно разозлилась, когда я ее толкнула. Даже назвала меня жеманной киской. Да, точно, жеманной киской. Я никому не говорила об этом, кроме Зои, которая немедленно написала готской девице письмо на двадцати страницах.
Письмо было о том, что Зоя разделяет ее мнение о деморализующем влиянии на девочек-подростков современных средств массовой информации, которые внушают нам единый стандарт красоты; она восхищается решимостью готской девочки отойти от шаблонов, но не стоит — совершенно не стоит! — покупать черную косметику. Зоя предлагала психологическую поддержку и консультации по использованию косметики, если девочка извинится передо мной на виду у всей школы.
Трудно поверить, что она на такое способна. Она невысокая и хорошенькая, и волосы у нее потрясающие. К сожалению, моя сестра страшно упрямая и постоянно о чем-то размышляет. С другой стороны, кто без недостатков?
Зоя довольно часто пишет из-за меня ругательные письма людям, уверенная, что «слово острее ножа». От маленькой хрупкой девушки как-то не ждешь настолько эмоциональных посланий, однако на самом деле моя сестра на многое реагирует крайне болезненно. Больше всего ее выводят из себя две вещи — опыты на животных и когда меня оскорбляют. Для нее я всегда буду младшей сестренкой, а к роли старшей она подходит очень серьезно.
Когда капитан футбольной команды Рики Рэндалл расстался со мной в десятом классе, сестра заявилась на поле посреди тренировки и сообщила ему все, что думает о нем и прочих «бесчувственных самовлюбленных спортсменах», на глазах у всей команды. Тогда Зоя была ростом четыре фута десять дюймов, а черные волнистые волосы доходили ей до пояса. В моем парне было шесть футов и шесть дюймов, и он был полный идиот.
Зрелище вышло сильное. Сестра стояла посреди поля со стопкой учетных карточек. Читая, она то и дело меняла карточки, откидывая волосы на спину и бросая на несчастного парня яростные взгляды. Он и не понял, о чем она. Я не успела рассказать ей, что Рики бросил меня, поскольку я ему изменила. Не узнала она и то, что я изменила ему, чтобы показать, какая я ужасная и со мной надо расстаться. Зоя все испортила. Рики был плох тем, что ужасно кусался во время поцелуев. Однажды во время свидания я даже закричала: «Зачем ты это делаешь?» Удивительно, что мы пробыли вместе целых два с половиной месяца.
После того как сестра накричала на Рики, он попытался со мной помириться. Зоя ничего не знала про наши отношения и все же умудрилась убедить его, что он виноват. Лучше бы она стала юристом и использовала свою силу убеждения в суде, вместо того чтобы защищать меня от любых нападок.
