Наверное, Руфь направила по моему следу наемного убийцу. Мужчину. По шагам слышу. Прежде чем он до меня доберется, я с собой покончу. Точно. Прячусь под столом, взмокнув от страха. Я слишком громко дышу. Мне этого не вынести. Я хочу сдаться…
— Хлоя, я знаю, что ты здесь. Хлоя!!
Я выскакиваю со степлером в руках.
Это Стэн. В смокинге. Вылитый Бонд. Джеймс Бонд.
— Ты меня до смерти напугал! Я думала, это убийца.
— Почему?
— А кто бы еще мог знать, что я здесь?
— Зачем ты сдалась убийцам?
— Вдруг Руфь наняла?
— Если так, тебе повезло, что я добрался первым. Я искал тебя на балу, и тут услышал краем уха, что ты до сих пор работаешь.
У меня колотится сердце, по спине течет пот. И не только потому, что я решила, будто меня идут убивать. У Стэна через руку перекинуто самое прекрасное черное шелковое платье, которое только можно представить, и я почти уверена, что оно для меня.
— Это для меня?
— Может быть.
— Нет, серьезно, зачем ты его принес?
— А ты не хочешь пойти на бал?
— Хочу, но где ты взял это платье?
— В одежной кладовке. Оно твое… на сегодня.
— Одежду из кладовки носить нельзя.
— Кто сказал?
— Руфь.
— Эта ненормальная?
— Эта ненормальная — моя начальница и может здорово испортить мне жизнь, если захочет.
— И вот еще…
Стэн протягивает мне розовый фланелевый мешочек на затяжке. Я открываю его и вытаскиваю лакированную туфельку с ремешком и розовой бархатной подкладкой.
— Где ты их взял?
— Одна моя приятельница сделала их для меня… то есть для тебя.
— Приятельница, которая шьет тебе обувь?
— Только эту пару. Она сделала мне одолжение.
— Как зовут твою приятельницу и как ее найти?
— Эмма Хоуп. Она живет неподалеку от Кингз-Роуд в Лондоне.
Я продолжаю стоять, хотя колени просто подгибаются. Глазам своим не верю. Я вытаскиваю из мешочка вторую туфлю. Держу в руках собственное детство. Самое яркое воспоминание лежит на ладони, настоящее, невероятно прекрасное… У меня нет слов. Все равно, что играть во взрослых наоборот.
— Они точно такие, как помнятся мне… Как она догадалась? — шепчу я.
— Я повторил все, что ты сказала тогда в кладовке, и, видимо, она верно поняла. У них даже перламутровые пуговицы. Перламутр настоящий. В твоих, наверное, был искусственный, верно?
— Разумеется. Эти туфли даже лучше тех, что были у меня в детстве.
— Примерь их.
Я снимаю с пуговки черную шелковую петлю и осторожно натягиваю туфельку. Сидит как влитая. Интересно, какого она размера? Провожу по мягкой кожаной подошве. Невероятно новая. Потом я надеваю вторую туфлю. Вот оно, совершенство. Закрываю глаза и пытаюсь вспомнить, какие чувства наполняли меня, когда мама разрешала надеть парадные туфли. Я кажусь себе принцессой.
— С другой стороны, платье должно вернуться в кладовую во вторник. Оно отправится в Италию на выездную фотосессию. Взгляни, не длинновато? Модель, на которую его шили, ростом пять футов десять дюймов.
— Минуточку. Ты пришел сюда, зная, что я здесь… а туфли и платье при тебе случайно? Не понимаю. Надеюсь, мне все это не снится. Я ужасно огорчусь, если туфли окажутся ненастоящими.
Приходится снять подарок, чтобы получше разглядеть.
— Платье я захватил перед тем, как спуститься за тобой, а туфли заказал в тот же день, как ты мне их описала. Они лежали у меня в столе, я дожидался подходящего момента.
— Подошел бы любой момент. Не думала, что ты меня тогда слушал… Надо же, сколько ты хлопотал из-за меня, и какие неприятности можешь нажить, позволив мне надеть это платье до съемок…
— Не беспокойся за меня. Все в порядке. Надевай.
Я протягиваю ему туфли и позволяю перекинуть платье мне через руку. Оно куда тяжелее, чем казалось с первого взгляда. Я направляюсь к женской уборной.
— Ты выходишь, чтобы переодеться? Ты представляешь, сколько моделей переодеваются при мне каждый день?
— Я не модель.
А еще на мне колготы. Никто не должен видеть меня в колготах. Зрелище не для слабонервных.
И тут звонит телефон.
— Туалет заперт, — говорит Стэн, отворачиваясь от меня, чтобы взять трубку. Он сидит на краю моего стола спиной ко мне и снимает смокинг.
Какое на мне белье? Боже мой!
Я в одно мгновение натягиваю платье и начинаю снимать из-под него свою одежду. Когда Стэн поворачивается, я уже вылезаю из юбки, остается только застегнуть молнию на спине.
— Застегни меня, пожалуйста.
— Тебе звонит некая Зоя, и ты здорово выглядишь.
Я хватаю телефон, а Стэн застегивает молнию у меня на спине. Приходится объяснить Зое, что я позвонила ей, потому что решила, будто в здании убийца, но он оказался другом, и сейчас я не могу разговаривать, потому что переодеваюсь. Как ни странно, ей хватает моих объяснений, во всяком случае, сестра произносит: «Думаю, подробности ты расскажешь потом», — и вешает трубку.
Платье из чистого шелка. Шифоновые бретельки свободно свисают с плеч. Оно плавно расширяется книзу, спадая с бедер потоками дождя. Работа настоящего гения. Я в нем почти незаметна. Можно было и не снимать одежду — все равно бы легко застегнулось.
Я поворачиваюсь к Стэну и слегка кручусь, ожидая его реакции. Вечно забываю: мужчины не хлопают в ладоши.
Вместо этого он прижимает одну руку к сердцу, а другой затягивает меня к себе на колени и шепчет в ухо: «Прекрасная Хлоя».
Стэн так произносит последние слова, что мне хочется броситься к телефону и поблагодарить маму за то, что та дала мне такое имя. Обнимаю его за шею, и тут он говорит:
— Встань-ка. Хочу еще раз посмотреть, как ты в нем крутишься.
Через пару секунд я поднимаюсь, еще раз кручусь и иду к зеркалу. Платье невероятно шелестит при каждом шаге. Воистину королевский подарок, пусть и на один вечер. Потом я делаю шаг назад. Оно не только слишком широкое, но еще и длинно мне по крайней мере на восемнадцать дюймов. Я разглядываю себя в этом невероятном платье, прикидывая, сколько часов работы потребуется, чтобы уменьшить его до человеческих размеров.
Стэн видит выражение моего лица в зеркале и смеется.
— Ладно, думаю, мы довольно полюбовались на платье. Можешь снимать.
— Почему? Оно мне нравится.
Он явно не играл в переодевания и не понимает, что размер не имеет значения.
