— Девочка, ты с ума сошла?
— Нет, я совершила кражу, раскаиваюсь, готова возместить ущерб и понести наказание. А мой муж ни при чем.
— Мария Михайловна, Маша, можно я уж по-простому, я тебе в отцы все-таки гожусь. Его потерпевшие опознали. Его соседи опознали.
— А вы мне скажите их телефоны, и мы с ними договоримся. Они еще разик посмотрят и поймут, что ошиблись. И вспомнят, что это я на самом деле была. Могу отпечатки пальцев где надо оставить.
— Даже если бы я имел право это сделать — убери свои деньги! — все равно бы ни за что не стал.
— Почему?
— Потому что ты не знаешь, на что ты набиваешься. Ты хочешь в тюрьму?
— Нет. Не хочу. Мне очень страшно. Но еще страшнее, что Митю били и что он будет заперт в тюрьме. Знаете, на него нельзя надевать наручники — у него слишком тонкие и красивые руки.
Олег Сергеевич смотрел на одухотворенно-бледное лицо Мари, в ее горящие глаза и жалел, что у них нет штатного психиатра. Он, конечно, знал, что беременные женщины не совсем вменяемы, помнил даже по жене. Но его жена, когда носила старшего сына, просила ночью квашеной капусты и клубники — непременно вместе, а когда носила младшего, лизала стенку и грызла школьный мел. В тюрьму она не рвалась. Может ли беременность настолько отразиться на психике, чтобы женщина добровольно захотела отправиться на зону за чужое преступление, следователь не знал. Таких декабристок, как Мари, ему раньше не попадалось.
— Твой Митя в тюрьме, как дома. Он — уголовник-рецидивист, кстати, и статус у него далеко не самый низкий, и связи есть. Никто его пинками на кражу не гнал, с голоду он не умирал, мужик здоровый, мог и работать. Еще раз говорю — убери деньги, все равно не возьму и делать ничего не стану. Лучше адвоката хорошего найми — может, срок меньше дадут.
Следователь налил себе и Мари по чашке чая и, еще раз заглянув девушке в глаза, продолжил:
— Вот что я тебе скажу, девочка, ты меня послушай внимательно, я ведь в жизни очень много повидал, а уж уголовный мир знаю явно получше тебя.
Посмотри на себя. Ты молодая, красивая, у тебя образование, хорошая работа, ребеночка скоро родишь, квартира есть. Ты девочка умная, добрая, очень преданная, тебе муж нужен хороший, и жизнь наладится. А ты ради кого размениваешься? Уголовник, вор, но квартирам лазил, у людей последнее отбирал, да еще и любовницу себе завел малолетнюю. И ты из себя для него половую тряпку делаешь? Он все равно не оценит. Он думает, что все бабы дуры, он эту жертвенность за глупость принимает, узенький у него мирок, дальше собственного носа он не видит. Забудь про него. Если хочешь помочь — возьми ему адвоката и дай хорошую характеристику на суде, И не лезь в это дело больше.
Найди нормального мужчину, который будет тебе настоящим мужем, а ребенку станет отцом. Подай на развод. И выбрось этого Митю из головы, как кошмарный сон. Потом в старости будешь вспоминать — сама удивишься, что так мучилась ради полного ничтожества.
Мари молчала.
— Ты послушай старика, послушай. Старики не все из ума выживают. Тебе сейчас больно и обидно, но ты уверена, что все знаешь лучше. Уверена, что вот ты пожертвуешь собой ради него — и он изменится, он раскается и станет другим. Не спорю — иногда люди меняются. Но человек, который провел в тюрьме пятнадцать лет жизни и которому там явно нравится — уже не изменится.
Мари внимательно выслушивала всех советчиков и делала по-своему. Родители узнали обо всем от Жанны или от Кати, а остальная родня от тети Ани, ее мамы, — и вскоре желающих поучить девушку жить набралось больше десятка. Мари стала выключать по вечерам телефон, не брала мобильный, если звонили очередные макаренки, как прозвала их Катя. Сама Катя действия Мари не одобряла, но считала, что это ее личное дело — раз, и чего хочет беременная женщина, того хочет Бог — два. А про признания в воровстве и попытки сесть в тюрьму Мари рассказала только Наташе.
Наташа была самой близкой подругой Мари, хотя срок их общения не насчитывал и трех лет. Они познакомились в Интернете, Мари появлялась там практически каждый вечер, общалась на форумах и читала новости, чтобы не смотреть их по телевизору. Как-то раз, по какой-то случайной ссылке, Мари попала на родительский сайт — там общались беременные и мамочки с детьми, а заодно несколько папочек и почему-то мальчишка лет пятнадцати — шестнадцати, к месту и не к месту шустрый подросток упоминал свою мать как образец всех добродетелей и знатока педагогики. Девушка почитала несколько забавных дискуссий и что-то кому-то ответила. Слово за слово — появились постоянные знакомые, потом почитатели и недоброжелатели, потом неплохая репутация среди форумчан. Мари прижилась. Пару раз побывала на встречах (встречи, кстати, ее разочаровали — мамы были заняты только малышами, ревниво убеждались, что их дети явно лучше остальных). Выиграла местный фотоконкурс, узнала кучу полезных и бесполезных сведений о беременности, памперсах, грудном вскармливании и приучении к горшку. Почему-то почти у всех посетительниц дети были совсем-совсем маленькие, и Мари часто посмеивалась, обещая себе на будущее, что не будет придавать столько значения мировым проблемам отвыкания от соски и продолжительности дневного сна. Наташа, будущая подруга, сначала не очень понравилась Мари — она вела себя довольно нагло, не стеснялась в выражениях, часто пыталась обидеть собеседников и рьяно отстаивала каждую ерунду, лишь бы за ней осталось последнее слово. А потом в какой-то биографической теме Наташа вдруг разоткровенничалась и рассказала о себе — рассказала длинно, подробно, искренне, и у Мари буквально навернулись слезы на глаза. Она написала Наташе письмо — и они стали общаться. Наташа жила в подмосковном городке в маленькой двухкомнатной хрущобе, где в крошечной кухне из одной стены выпирала шахта лифта. Одну, большую, комнату метров в двенадцать занимала Наташина сестра Нина с любовником, в меньшей — девятиметровке обитала сама Наташа с маленьким сыном, собакой, двумя огромными попугаями, аквариумом и черепахой. Так называемый гражданский муж бросил беременную Наташу, когда она сообщила радостную весть, что ему предстоит сделаться отцом. На прощание муж не забыл прихватить деньги, мобильный и кое-какие украшения. После этого он не появлялся на горизонте, а Наташе было не до розысков блудного папаши, ей предстояло как-то выжить на оставшиеся в карманах пятьсот рублей, найти работу и родить ребенка. Самым простым оказалось последнее — несмотря на бесплатный роддом, на хамство персонала, на нечеловеческие условия, на мат, на тяжелые роды — все равно обеспечить себя и сына оказалось труднее. Во время беременности Наташа часто недоедала — питалась крупой, ходила обедать по гостям. Сестра Нина сама сидела без копейки, а любовник хоть и кормил, но бил ее и периодически ударялся в загулы. А мама, которая удачно вышла замуж и уехала жить в Москву, помогать вовсе не стремилась. Гражданский муж Наташи никогда матери не нравился, она была против него и против его ребенка и, поскольку дочь не пожелала сделать аборт, предоставила ей возможность и дальше разбираться во всем самостоятельно. Потом родился Максим — сильно недоношенный, слабенький, болезненный, и Наташа долго лежала с ним по больницам, перебиваясь подачками от Нины. Вернулась изможденная, злая на весь мир, уставшая — и тут же вышла работать. Не перебирала, хотя образование было хорошее и опыт тоже был — пошла туда, где согласились взять маму-одиночку с ребенком меньше года. Платили копейки. Работать приходилось полный день, да еще нередко задерживаться, а раз в неделю полагалось суточное дежурство. Наташа работала выпускающим редактором довольно известного издания с большим количеством рекламных объявлений, модули этих объявлений она и вычитывала и проверяла до бесконечности. Даже внештатные авторы, писавшие по пять статей в месяц из дома, получали больше старательной Наташи. К тому же большая часть зарплаты все равно уходила на няню, полегче стало только после полутора лет, когда удалось отдать ребенка в детский сад, и няня нужна была уже ненадолго. Естественно, Наташа жила очень бедно. Максим был одет в вещи, собранные у всех добрых людей, — порой линялые, растянутые, явно ношеные, игрушки — только самые необходимые и копеечные, кроватка — та, в которой выросла сама Наташа — и никаких серьезных трат. Фрукты, йогурты, сладкое и какие-то вкусности покупались только для ребенка. Одежду для себя Наташа не покупала совсем, носила старое. Неудивительно, что Мари, сразу разглядевшая яркую и эффектную внешность подруги, поняла, почему ей не везет с мужчинами. Наташа была девушкой небольшого роста и очень крупной — не то чтобы толстой до безобразия, скорее полной, ширококостной. Если бы она одевалась в красивые летящие ткани, умело маскирующие недостатки и подчеркивающие достоинства (например, большую грудь или округлые плечи), она выглядела бы статной дамой, а в старых дешевых вещах подруга создавала эффект тумбочки на ножках. Вкусом Наташа не обладала — даже те немногие приличные блузки, которые у нее были, покупались как будто без учета ее фигуры — с рюшечками, оборочками и пышными воланами, что еще больше подчеркивало полноту. Наташины яркие синие глаза создавали красивый контраст с черными волосами, но неухоженные жидкие волосы портили впечатление. Мари считала, что, если Наташу нормально одеть, убрать второй подбородок и сделать модную стрижку — подруга станет просто неотразимой. Даже без косметики, а уж если еще и аккуратно подкрасить глаза и губы, завить реснички — то и вовсе королевой.
