– Может быть, просто подростки балуются. Паб рядом, к нам вечно их бросают. Мама даже подумывала нанять уборщика, пока еще были деньги. Так ты действительно в порядке?
– Жить буду. – Она тупо уставилась на свою босую ногу, не понимая, куда подевалась кроссовка.
Вдруг все разом всплыло в памяти – барсук с перерезанным горлом, темные пустынные улицы, бросок кроссовки в окно, спор, поцелуй, удар и – темнота. Эллен покачнулась, вспомнив о поцелуе. Как же она могла забыть? Просто невероятно. Ей нужно срочно пойти домой и полежать.
– Можно мне проводить тебя? – Шпора предложил ей руку.
– Лучше принеси мне вторую кроссовку.
– Пойдем и вместе поищем. – Шпора хотел взять ее за руку и подвести к двери.
Эллен испуганно отскочила.
– Не бойся, всех дохлых сусликов и ежиков я уже упаковал, они готовы к утренней доставке. Разве что заячий скелет остался на кофейном столике, ну так я прикрою его полотенцем.
– Это не смешно. Шпора мягко рассмеялся.
– Эллен, ну подумай сама, зачем бы я стал пугать тебя таким образом? Тебя, женщину, которую люблю?
– Хватит молоть эту чушь про любовь. – Она сделала несколько глубоких вдохов и оглянулась: нет ли поблизости места, которое вращается не так быстро.
– Что я должен сделать, чтобы ты мне поверила? Вырвать из груди сердце и положить его на капот твоего джипа?
– Оно такое маленькое. Вряд ли я его замечу.
Он смотрел на нее. Его зрачки расширились, словно вбирая лицо Эллен до черточки.
– Убирайся туда, откуда явился, Беллинг!
Они оглянулись на крик и увидели еще несколько бутылок, летевших через забор в их сторону.
– Пригнись! – Шпора загородил Эллен собой.
– Ты, мерзкий подонок, твое место в тюрьме! Берегись! – Вслед за воплем раздался звук убегающих шагов.
Шпора так крепко прижимал Эллен, что она чувствовала, как воздух проходит через его легкие. Она встревожено подняла глаза:
– Подростки, да?
– Тебе не следует вообще приближаться ко мне.
– Почему?
– Ты же слышала. Соблюдай дистанцию. Не пытайся увидеть меня. Об аукционе забудем. Лучше бы мы не встречались вообще.
– Почему?
– Я приехал сюда, чтобы получить по заслугам и был готов к этому. И вот сейчас, когда смертный приговор вынесен, я встречаю то, что искал всю жизнь.
– Что ты имеешь в виду?
– Делай так, как я сказал, Эллен. Я нужен тебе как пуля в башке. – Шпора повернулся и пошел к дому.
– Да объясни мне хоть! Что значит «смертный приговор»? – крикнула она вслед.
– Иди домой, Эллен.
– Нет! Объясни мне, что происходит!
– Ну как заставить тебя уйти?
– Скажи, что ты хотел сказать в тот вечер, перед грозой. Открой мне всю правду.
Шпора внимательно посмотрел на нее, не мигая, потом прислонился к открытой двери.
– Напрасно ты придаешь этому такое значение. В общем-то ты права. Я просто хотел переспать с тобой. Потом оказалось, что агент по недвижимости уже опередил меня, и я снял заявку.
– Это не правда, ты врешь!
Беллинг прищурил один глаз.
– Это правда, Эллен. Правда. Ты не бог весть что. – И он закрыл за собой дверь.
– Я уеду на край света из вашего сраного болота! – вне себя кричала Эллен и бешено скакала на одной ноге. – Оставайся тут, развлекайся дохлыми сусликами, катись к черту, понял!
Она повернулась и с колотящимся сердцем заковыляла к старой тропинке, ведущей прямиком на выгон возле Гусиного Дома.
Шпора лег на диван и прижал к сердцу мокрую кроссовку.
Поздно ночью Фили ушла к себе, накачавшись виски, проклиная Шпору и грозясь отдать его под суд за то, что он позволил женщине, у которой, возможно, сотрясение мозга, одной добираться до дома. А Эллен села писать письмо Ричарду.
«Пусть все кончено, но я никогда не отвернусь от тебя, если тебе понадобится моя помощь. Тринадцать не такое уж несчастливое число. У нас с тобой хорошего было больше, чем плохого, и хороших воспоминаний больше, чем плохих.
Поверь мне, мы с тобой приняли правильное решение. Сейчас я разбита на кусочки. Но верю, что жизнь склеит их вновь. Когда-то я любила тебя каждой клеточкой. Эта любовь и сейчас хранится в моем сердце, как сокровище. Она будет там, пока я жива. Ты – моя молодость. Э.»
Эллен потребовалось несколько часов, чтобы сочинить эти несколько строчек. Она плакала над ними и долго не решалась нажать команду «отправить», потому что ей казалось – это все равно что погасить свет, который уже никогда не зажжется вновь. Была половина четвертого.
Эллен закрыла глаза. «Ты не бог весть что», – прошептала она. Шпора прав.
Прилетел ответ от Ричарда.
«сука ты просто сука сколько раз ты с ним трахалась неужели он лучше меня прости забудь все мне плохо ты мне нужна»
Эллен закрыла ноутбук и поднялась наверх. Когда она чистила зубы, зазвонил телефон.
Глядя в зеркало на свое виноватое лицо, она водила щеткой по деснам, но трубку не взяла. Телефон звонил несколько минут, потом сдался.
Из окна особняка, расположенного через один участок от Гусиного Дома, вылетела мокрая кроссовка и шлепнулся в клумбу. Внутри лежал мобильный телефон. От удара о землю сработала кнопка «повторный набор».
Когда телефон зазвонил вновь, Эллен натянула подушку на голову. Как ей хотелось, чтобы это был не Ричард, а Шпора. Но он, конечно, не собирался выполнять это ее желание, а просто отбросил ее в сторону как полную заурядность. Для него она всего лишь блондинка, покинутая любовником, которая переживает реактивную депрессию и не заслуживает никакого внимания. Даже переспать с ней и то не интересно. Одним словом, не бог весть что.
Телефон все звонил и звонил.
– Алло? – Эллен измученно сняла трубку.
Ответа не последовало. Прижимая трубку к груди, она уткнулась лицом в подушку и стала мечтать о крыльях.
9
Поппи, новый агент по недвижимости, обладала кипучей энергией. Ее глаза горели энтузиазмом. Блестящий красный «гольф» часто стоял за оградой Гусиного Дома, и сама она появлялась, когда Эллен меньше всего этого ждала. Поппи заходила ежедневно, чтобы «навести лоск» перед визитом клиентов, она вмешивалась во все детали, все комментировала и настаивала на своем непременном присутствии при всех осмотрах. Отныне в вазах всегда стояли букеты фрезий и лилий, в кофеварке булькал натуральный кофе, в туалетах висели ароматизаторы, а крышки унитазов были всегда опущены. Стол к обеду накрывался на шестерых, а к завтраку – на четверых. Сноркел в любую погоду – дождь ли, солнце – сидела на привязи. Поппи была мастером своего дела, Эллен сказала родителям чистую правду, но агентша замучила ее до крайности.
