— Возможно, ты права.
Фоби обнаружила, что ее ноги снова выпрямились и прижались к его ногам.
— Я думаю, что ты такая же. — Феликс вновь стал смотреть в окно.
— Большой ребенок? — ухмыльнулась Фоби.
Он покачал головой и внезапно посерьезнел:
— Я думаю, что у тебя было паршивое детство. Поэтому сейчас ты цепляешься за плывущий обрубок дерева. Я хочу сказать, мы знаем, что в нескольких метрах от нас на берегу реки растут крепкие деревья, но мы боимся отпустить кусок прогнившего, и продолжаем цепляться за него, понимая все это время, что нас несет вниз по течению.
Фоби с сомнением приподняла бровь.
— Хочешь сказать, что я цепляюсь за обрубок? — осторожно спросила она.
— Дэн, — медленно начал Феликс, — вот твой обрубок.
— Дэн?
Она сглотнула, уверенная в том, что ей не хочется сейчас говорить о Дэне. От звука его имени ее бросало в дрожь, как от скрипа чего-то острого по стеклу.
— Честно говоря, я не думаю, что мое детство было таким же адским, как твое, — быстро сказала она, пытаясь отвлечь его от короткого слова, начинающегося на «Д».
— Может быть. — Феликс погрузился в деликатное молчание, рассматривая головы пассажиров, стоящих в очереди перед автобусом.
Как только Фоби с облегчением откинулась на спинку сиденья, благодарная за перерыв, он быстро повернулся к ней. Его рука поднялась выше по ее бедру.
— Что ты собираешься делать с ним, Фоби? Ты собираешься сказать ему, чтобы он оставил тебя в покое? — нервно спросил он.
— Я не знаю, — выдавила она. — Он может не позволить мне уйти. Иногда он чрезвычайно упрям и ведет себя чертовски властно.
— Ты любишь его?
Фоби наблюдала, как расплывалась у нее перед глазами надпись: «Штраф 50 фунтов».
— Я привыкла так думать, — пробормотала она.
— А что ты думаешь сейчас? — Феликс говорил так тихо, что его голос был едва слышен в шуме двигателя автобуса.
— Я думаю, что сейчас мы достигли того момента, когда я должна определить болевой фактор, — неуверенно сказала она, оглядываясь вокруг. — Я знаю, что ненавижу многое в наших отношениях. Я ненавижу обман, тайный сговор и недостаток близости. Я ненавижу плакать из-за несостоявшихся свиданий, рвать на себе волосы в выходные из-за того, что не могу позвонить ему, или прикоснуться к нему, или рассказать о том, что случилось что-то удивительное. Но я думаю, что это удел всех любовниц.
— Тогда брось его! Ты можешь звонить мне каждый чертов день, держать меня в объятиях целую вечность, рассказывать мне множество удивительных вещей и быть так близко ко мне, как ты сама этого хочешь. В самом деле, брось его. Он тебе больше не нужен, потому что у тебя есть я.
— А я думала, что тебя пугают привязанности. — Фоби неловко улыбнулась.
— Тебя тоже. — Феликс пожал плечами. — Но сейчас ты хочешь меня больше, чем Дэна.
Фоби захотела высмеять его спокойное высокомерие. Но она обнаружила, что не может. Вместо этого комок, застрявший у нее в горле, начал распухать, словно дрожжевое тесто, оставленное в теплой кухне. Она поняла, что Феликс попал в самую точку. Сейчас она хотела его больше всего на свете. Ее пульс бился мощными, быстрыми толчками, ноги отказывались ей служить, она дышала очень часто и поверхностно. Это не было притворством, разыгранным в соответствии с инструкциями Саскии; это было жаркой страстью Фоби Фредерикс в ее самом неуклюжем проявлении.
Оставшуюся часть пути они провели в молчании.
Феликс провожал ее до Пэддингтона, целуя ее на автобусной остановке, рядом с закусочной «Кейси Джонс», у билетной кассы, по дороге к платформе и через открытое окно поезда.
— Зачем тебе нужно в Беркшир? Я хочу, чтобы мы пошли ко мне домой, приняли горячую ванну, хорошо позавтракали и выспались.
— Я пообещала подруге приехать в гости. Она болеет, — добавила она, решив, что это было почти правдой.
— Скажи ей, чтобы она быстрее поправлялась, и возвращайся ко мне. — Поезд тронулся, но Феликс старался не отставать. — Я люблю…
— Пока, Феликс. — Фоби начала закрывать окно.
* * *
— Садись в машину, — прошипела Саския, кивнув в сторону пассажирской дверцы.
— Ты выглядишь невероятно загорелой. — Фоби озабоченно сглотнула, не совсем уверенная в том, что ей делать с таким холодным приемом.
— Солнечные ванны. — Саския уселась в машину. — Садись.
Когда они развернулись, чтобы покинуть парковку, номер газеты «Ньюз» соскользнул с крыши по ветровому стеклу на капот, и часть страниц попала под «дворники». Саския так резко нажала на тормоза, что Фоби почувствовала себя автомобильным инструктором, который принимает экзамен у нерадивой ученицы.
— Мне нужен раздел «Дневник». — Саския выскочила из машины, отпуская сцепление так, что машина заглохла.
Саския встретила ее совсем не так, как она ожидала, подумала Фоби. Она не потребовала отчета о последних событиях, связанных с Феликсом. Вздрагивая от чувства вины, Фоби в ужасе подумала о том, что Саския почувствует исходивший от нее запах Феликса. Она открыла окно и пристегнула ремень безопасности.
— Почему ты вся в пыли? — спросила Саския, садясь в машину и увеличивая обороты двигателя, когда они ждали своей очереди на выезд к кольцевой дороге.
— Сегодня утром я ездила верхом. — Фоби нервно закусила губу.
— В Лондоне?
— В Гайд-парке. Сначала мы были в клубе. Тогда это показалось нам хорошей идеей.
Фоби не сказала больше ни слова, пока она не услышала под автомобильными колесами шум гравия.
— Боюсь, дома страшный беспорядок, — извинилась Саския, когда они мчались по подъездной аллее. — Везде пыль и грязь.
— О, тебе не стоит…
— Твой женатый любовник в этом месяце купил дом.
Фоби опять замолчала. Боже, ей не нужно было приезжать.
Джин и Тоник их не встречали. К ним бросились лишь собаки, виляя хвостами, чтобы поприветствовать Фоби, когда она выходила из «гольфа».
— Где «рэнджровер»? — Она осмотрелась. — Рег куда-то уехал?
— Продан. — Саския выбралась из машины и потянулась за своими сигаретами и краской для волос. — A Рег и Шейла ушли.
— Ушли? — Фоби схватилась за ручку двери машины в качестве поддержки.
— Кажется, сейчас они живут рядом с Ридингом.
Фоби хотелось разрыдаться. У нее даже не было возможности попрощаться с ними и пожелать им удачи.
Когда она зашла в дом, большой ком эмоций, который распухал у нее в горле, угрожал взорваться и превратиться в громкий, детский всхлип. Дом был удручающе пуст.
Фоби боролась с нелепым желанием броситься на пыльный пол и громко закричать. Она также испытывала глупую, странную необходимость оказаться в крепких объятиях Феликса, почувствовать силу его поцелуев и услышать его бесконечные сумасшедшие признания в любви.
