Я никогда по-настоящему не верил в Бога. А она была истовой фанатичкой, моя старуха. Мария говорит, что унесла с собой в могилу множество секретов. Один из них – тайна моего рождения. Она не знала, что Мария сохранила папку. Она одна из всех моих сестер общается со мной. Она мне сообщила, что мать умерла. И передала папку. Вот так и получается, что, умерев, моя старуха дала мне повод жить. Я решил разыскать свою мать. Хотя, казалось бы, кому нужна мать, которая бросила ребенка в аэропорту?
– Вот поэтому ты и в Англии?
Он закусил губу, чтобы не расплакаться.
– Знаешь, я всегда мечтал о нормальной семье. Я мечтал, чтобы мама читала мне перед сном. Моя старуха выросла в религиозной семье. Когда я был маленьким, она никогда не читала мне ничего, кроме «Апокалипсиса». Я, помню, каждый раз замирал от ужаса, когда всадники с железными бичами приходили мучить меня, – он засмеялся странным коротким смешком. – Во время чтения она всегда проделывала такую штуку. Я закрывал глаза и считал, сколько страниц она перевернет. Я знал точное количество страниц от первой главы до девятой. И всегда притворялся, что заснул, задолго до того, как она начинала читать про ключи от преисподней. Она захлопывала Библию, и я не мог сдержать вздох облегчения. Тогда она продолжала читать по памяти, наизусть, зная, что я не сплю и дрожу от страха.
Он посмотрел на Джуно:
– Да, я приехал в Англию, чтобы найти свою родную мать. Но нашел другое. Я нашел здесь воздаяние.
– Воздаяние?
– Да, Джуно. За все, чем я был. За все, что я натворил. Помнится, ты как-то пошутила, что американцы не понимают иронии. Кажется, я на собственной шкуре понял, что такое ирония.
ГЛАВА 31
Они сидели на противоположных концах дивана. Раг устроился между ними и посапывал во сне. Они разговаривали до пяти часов утра, выпив не одну чашку чая и не одну банку колы. Пакет горошка у Джуно под ногой растаял, и Джей заменил его пакетом замороженной кукурузы. За окнами стало светлеть.
Подчас разговор обрывался, и Джуно стоило труда его возобновить. Джей был уверен, что каждым сказанным словом подписывает себе приговор, что его откровения заставят Джуно его либо ненавидеть, либо жалеть, а он не хотел ни того, ни другого. Он говорил тихим спокойным голосом, без эмоций и жалости к себе.
Слушая его, Джуно понимала, что она действительно является первым слушателем истории его жизни, что ни с одной живой душой он никогда ничем не делился. Он жил абсолютно замкнутой жизнью, не рассчитывая на чье-либо участие, поэтому открыться кому-то для него было равносильно харакири: вспороть себе брюхо и выпустить кишки наружу. Его спокойствие было деланным, оно служило ему анестезией, без которой он вообще не смог бы проделать эту операцию.
– В детстве я был как волчонок, отбившийся от стаи, – говорил он, будто о ком-то постороннем. – Всеми гонимый. Словно чего-то искал, но бежал все время не в том направлении. Не могу объяснить это состояние. Я никогда никому не был нужен, никуда не вписывался… Вот и теперь. Опять кого-то выслеживаю, разыскиваю. А она, может быть, совсем и не хочет, чтобы я ее нашел.
– Но ты сам-то хочешь ее найти?
– Не знаю. Я просто хочу узнать, кто она, посмотреть на нее. Не понимаю, как я мог продать медальон. На нем было что-то выгравировано, но что – не зарегистрировано даже в полицейских протоколах тех дней. Я нанял частного детектива в Нью-Йорке, он расследует это дело. Он просто диву дается, как мало было сделано для того, чтобы разыскать мою мать.
Глаза Джуно наполнились слезами, но она незаметно смахнула их. Джуно понимала, если она начнет плакать или попытается его обнять, он сразу же замкнется.
– Ты что-нибудь знаешь о ней?
– Практически ничего. Ноль, – он погладил Рага, перевернувшегося вверх пузом. – Опросили всех сотрудников, которые в тот день дежурили в аэропорту, но никто не заметил ничего необычного. Странная история. Каким-то образом меня удалось пронести через паспортный контроль незамеченным. Сумку, в которой я был спрятан, не открывали. Рентгеновские установки тогда не использовались. Следствие пришло к выводу что человек, оставивший меня, кто бы он ни был, в тот же день улетел из Нью-Йорка.
– А ты знаешь, какие рейсы отправлялись в тот день?
Джей кивнул:
– Эйб, парень, которого я нанял, раздобыл составленный тогда отчет. В нем есть перечень рейсов и списки пассажиров. Меня нашли в три часа утра. В три пятнадцать был рейс в Лондон, а в четыре – в Цюрих, но его задержали, когда я был найден.
– Получается, что твоя мать могла улететь только в Лондон?
– Тут ничего нельзя сказать наверняка, Джуно. Слишком много времени прошло, слишком мало информации собрано. В списках пассажиров множество имен. Эйб нашел пару человек, которые летели тем рейсом, но они ничего не помнят за давностью лет. Хотя они слышали про найденыша. Один пассажир, правда, помнит больше других. Он летел первым классом, и ему в память запал этот полет, потому что с ним вместе летела знаменитость. Одна английская актриса.
– Ты хочешь сказать, что твоя мать знаменитая актриса? – у Джуно в который раз за время его рассказа перехватило дыхание. Это уже даже не «Династия». Это все бразильские сериалы вместе взятые.
– Я не говорю, что она моя мать. Я в этом очень сомневаюсь. Но она действительно летела тем рейсом. Вот, взгляни, – и он вынул из портфеля книгу в глянцевой обложке с закладкой.
Джуно взяла книгу. Она называлась «На поклоны, Белль!». С обложки сияла своей знаменитой улыбкой и бриллиантами на столь же знаменитой груди любимица всех английских семей.
– Это же автобиография Белль Винтер! – Джуно смотрела на хорошо знакомое лицо бывшей звезды Голливуда, которая теперь в роли бесстрашной Лили Фуллер украшала собой четыре раза в неделю голубые экраны англичан в сериале «Лондонцы».
– Открой там, где закладка.
– Я помню этот день, словно вчера, – читала Джуно. – Признаюсь, что я без всяких сожалений покидала Америку, несмотря на то что она сделала меня звездой. Мне безумно хотелось снова увидеть мою семью, моих родных после того, как я прошла курс лечения от наркомании и бросила пить. Америка украла у меня юность, из симпатичной девчушки я превратилась в алкоголичку с двумя неудачными замужествами за плечами. Я не могла Америке этого простить. Слишком много тяжелых воспоминаний. Но худшее было впереди… Когда мы приземлились в Англии, началась какая-то неразбериха и нас надолго задержали в самолете. Оказалось, что в аэропорту Джона Кеннеди, буквально в двух шагах от того места, где я сидела перед вылетом, нашли брошенного младенца. Я была потрясена до глубины души поступком женщины, которая посмела бросить свое дитя, и очень жалела бедного малыша. Я была бы счастлива помочь полиции, но, к сожалению, в ту ночь я так погрузилась в собственные мысли, что не замечала ничего вокруг. Все эти годы я часто вспоминала того младенца и хотела узнать, какая участь его постигла. Думаю о нем и сейчас. Встретился ли он со своей матерью? Обошлась ли с ним Америка ласковее, чем со мной? Странно, но я чувствую, что между нашими судьбами существует связь. Я тоже оказалась почти ребенком в этой стране больших надежд и возможностей, и она проглотила меня, чтобы потом выплюнуть. Надеюсь, ему повезло больше.
