— Но ведь есть что-то еще? Ты что-то недоговариваешь.
Конечно, она попала в точку.
— Ну… пожалуй… меня удивил конец, — сознался я.
— Тебе не понравился конец? — Она явно расстроилась.
— Не бери в голову. Кто я такой, чтоб рассуждать о концовках? Ты же знаешь, у меня с этим как-то не очень…
Хотя, по справедливости сказать, теперь у меня с этим стало получше. За прошедший год я доделал (вернее, переделал) скульптуру для Марлен. Ноги новой фигуры она возлюбила и с гордостью признала своими. Еще я закончил кое-какие работы для грядущей выставки, среди них одну очень славную вещицу — специально к помолвке Гордона с сестрой Крисси. А еще завязал с куревом. Десять месяцев, верняк. А еще — самый главный подвиг — дописал эту книгу. И вот теперь я резко поменял планы и пытался красиво закончить нашу с Джули историю — раз уж стало так безнадежно ясно, что Джули-то со мной давно покончила. До того, как она сказала про выходные, я еще надеялся, что у меня есть шанс.
— Так что там с концом? — гнула свое Джули. — Что именно тебе не понравилось?
— Ничего, Джули. Проехали.
— Нет уж, выкладывай.
Уф! Хваткая девочка. На мякине не проведешь.
— Просто я подумал… Может, они все-таки… в конце концов… могли бы быть вместе.
— Кто они?
— Ну, мы с тобой.
— Мы? — Похоже, я ее изумил. — Хочешь сказать, Арт и Джули?
— А ты кого имела в виду?
— Никого. Арт, я же знаю, чем все кончилось. Я там была, если помнишь.
— Да я не спорю. То, что ты написала, — это настоящий конец. Все, как было на самом деле. Но я подумал… искусство ведь тоже бизнес, рынок. А ты же знаешь, как читатели любят, чтоб был счастливый конец. Так, может, и надо им дать счастливый конец?
— А зачем?
— Ну, не знаю… Кому это повредит? Знаешь, капелька романтики… надежды…
Она часто задышала, но почему-то молчала. Недолго. Пока не…
— По-моему, у меня как раз и есть счастливый конец, Арт. Может, не совсем традиционный, но, думаю, читатели оценят. Чувствуется, что у меня дела пойдут на лад. Так ведь и вышло. Мы с мамой теперь — не разлей вода. Я набралась храбрости и пишу сама для себя. Для меня все кончилось очень хорошо. Ну, не считая Хэла, разумеется. Ты ведь знаешь, что он погиб? Томас тебе, наверно, рассказывал?
Конечно, рассказывал. Все случилось на глазах у Софи, его девушки. Одно из странных совпадений нашей жизни. Как-то утром, с полгода тому назад, Софи вышла из ванной и увидела, что парень с балкона напротив влез на табуретку и подглядывает за ней в бинокль. Тогда она еще не знала, что это Хэл. Когда он понял, что Софи смотрит на него, то потерял равновесие и стал падать. Он пытался ухватиться за перила, но на них как раз висел и проветривался коврик. Коврик соскользнул и утянул Хэла за собой. Софи сказала, зрелище было фантастическое. Хэл спланировал вниз, будто на ковре-самолете. Почти как в замедленной съемке — скользил вниз от этажа к этажу. А потом этажи кончились.
— Да, знаю, — ответил я.
— Это был тот самый зеленый коврик. Помнишь, он еще тебе понравился? Я подумала — не вставить ли в книгу падение Хэла? Это, конечно, ужасно, но очень зрелищно… Но все-таки решила не вставлять.
— И правильно, солнышко.
— Жалко, что тебе не нравится концовка, Арт. Лучше бы нас обоих все устраивало. Мы ведь соавторы.
— Что ж, придется согласиться на разногласия.
— Вообще-то я могу понять твою реакцию. Для наших героев не так уж трудно было бы придумать счастливый конец. В какой-то момент у них были все задатки, правда?
— Ты заставила меня гадать, солнышко. В этом весь интерес книги. Я все думал — а вдруг у них что-то сложится? Они очень разные, сразу видно. Почти что невозможная пара. И он втянул ее в паршивую историю, тут не поспоришь. Но вдруг бы из этого что-то вышло? Он-то раздолбай недоделанный, но ведь он ее любил.
— А что, если тебе переписать конец? Как вариант?
— Мне? Да нет, не стоит, солнышко.
— Почему? Напиши. А издатель пусть решает сам.
— Да нет, солнышко. Я даже не знаю, с чего начать.
— Мне всегда казалось, что твои скульптуры — их неподвижность — это очень сильный образ. Его можно как-то обыграть. Ну например, чтобы они вдруг задвигались.
— В смысле, подвески?
— Представь, если б они ожили? Если б все эти застывшие гиганты вдруг закачались под потолком?
— Солнышко, по-моему, нам стоит держаться правдоподобия. Зачем впадать в сюрреализм?
— Нет, ты просто представь. Здорово бы вышло! Ты сидишь у себя, в кожаном кресле под большим окном, а солнце садится. Оно совсем низко, и фигуры отбрасывают длинные тени.
— Да, неплохо. Не поверишь, но именно там я сейчас и сижу.
— Здорово.
— От подвесок сейчас и правда потрясающие тени. На полу, да и на мне тоже. Вот как раз тень упала мне на лицо. Как повязка на глазах. Такая кривая, треугольная и…
— Ну ладно, пусть. Так на чем я остановилась?
— На тенях.
— А, да. Но ты ведь понимаешь, это только идея.
— Да, но она мне нравится. Давай дальше.
— Ты не обязан за нее хвататься.
— Да нет, все класс. Валяй дальше.
— Теперь представь, что Джули на улице, под окнами мастерской. Стоит возле машины и смотрит вверх. Все окна настежь, и…
— А я сижу тут, весь в тени? И не знаю, что она рядом?
— Вот-вот. Ты сейчас вроде бы трагический герой. Думаешь, что все кончено.
— А на самом деле ничего не кончено? Так, что ли?
— Никто пока не знает, Арт. Я даже не уверена, что это важно. На общем фоне это такой… проходной эпизод.
— Понятно. Это я так, просто хотел уточнить, что у нас с сюжетом. А как же Джули? Что она при этом чувствует? Мы не слишком зациклились на мне?
— За Джули не волнуйся. Трагедия-то у тебя. У нее все в ажуре.
— Ну ладно, ладно. Выходит, я все это время говорю с ней по телефону? Ты так придумала?
— По телефону? Зачем? Нет, этого я себе не представляла.
— Нет?
— Это как-то надуманно.
— Да, наверно.
— Хотя… Пожалуй, можно и по телефону. Или нет? Нет, лучше не надо. Это не к месту.
— Ну не надо, так не надо. Тогда как? Я тут сижу и… что я делаю?
— Ничего, Арт. В этом вся соль. Самый сильный образ. Ты сидишь под своими бедными, бессильными творениями. Под этими бесплодными, бесполезными чудищами, на которые ты убил годы жизни.
