Вдруг она шумно вздохнула:
— Oh la la! Mais c'est un bordel
[65]
. Сразу видно: здесь жил одинокий старик. — Она подбоченилась и осуждающе поджала губы: — Такому милому молодому человеку это не подходит. Всюду пыль! Наверняка и мыши есть. А может, и скорпионы! Quelle horreur
[66]
.
Она набрала в чайник воды, чтобы сварить кофе, достала из шкафа чашку с блюдцем и тарелку, осмотрела их с большим подозрением и ополоснула.
Качая головой и горестно цокая языком, она вытерла пыль, пригласила Макса к столу и стала кормить его завтраком. Это было ему в новинку, однако очень понравилось. Пока он ел круассаны и пил кофе, словоизвержение мадам Паспарту не прерывалось ни на миг. Она наведет здесь порядок, ничего не упустит, начиная с экстракта лаванды (надежная защита от скорпионов) до мебельного лака и туалетной бумаги — месье Макс, без сомнения, предпочитает бумагу более изысканного белого цвета, а не простецкую розовую, верно? И все это время шла подготовка к штурму плиты, которую, с точки зрения мадам Паспарту, не чистили со времен Французской революции.
— Bon, — наконец заключила она, натягивая резиновые перчатки под цвет леггинсов. — К обеду здесь все преобразится, вот увидите. А теперь вам надо уйти. Не кружить же мне со шваброй вокруг вас. Это не уборка. Allez!
[67]
Чувствуя себя дошкольником, которым командует в сущности добрая, но властная воспитательница, Макс с великим удовольствием подчинился. Внутренний голос подсказывал ему, что мадам Паспарту окажется подлинным сокровищем, нужно только научиться умерять ее пыл.
Вчерашний визит Русселя сбил его с толку, и он отложил осмотр поместья. Теперь же, как всякому новоявленному землевладельцу, ему не терпелось обследовать свое имение, так что из кухни его изгнали очень кстати. В папке, которую ему вручила мэтр Озе, лежала копия plan cadastral — подробная карта местности со всеми особенностями ландшафта, причем каждый участок из двадцати гектаров, на которых стоял дом, был тщательно пронумерован. Прихватив с собой план, Макс вышел во двор и на минуту остановился, слушая стрекот кузнечиков и воркование голубей. Жара одеялом окутала его.
Впервые за все время нигде не было видно Русселя с его трактором. Окрест, куда ни глянь, простерлось зеленое море виноградных лоз — его собственных лоз, с внезапным волнением напомнил он себе. Сзади дома аллея кипарисов, лохматых и неухоженных, вела к теннисному корту. Когда-то, много лет назад, корт казался таким большим, сетка такой высокой... А теперь он будто съежился, превратился в запущенную площадку с облысевшим травяным покровом; сетка провисла, белая разметка на корте почти стерлась.
Макс двинулся дальше, к рядам виноградных лоз. Из-под ног поднимались клубы пыли. Плодородный слой был тонок, сух и покрыт сетью трещин, тем не менее лозы выглядели вполне здоровыми, на них уже начали формироваться виноградные кисти. Наклонившись, Макс сорвал пару виноградин и сунул в рот: горчат и битком набиты косточками. Пройдет еще немало недель, прежде чем они напьются солнца и станут сочными и спелыми, а чтобы получить из них приличное вино, понадобятся годы. Он ощутил, что в нем просыпается не свойственное ему прежде терпение, без которого не стать виноделом. Тут необходимы терпение и благоприятная погода. И еще œnologue. Интересно, удалось Натали Озе найти энолога или нет?
Макс уже отошел на несколько сот метров от дома и вдруг наткнулся на низкую каменную стенку, отделявшую один участок от остальных. Сверившись с картой, он обнаружил, что земля за стенкой находится на границе его владений. Остальные участки расположены на равнине, а здесь виноградник спускается по пологому восточному склону и упирается в дорогу.
Перемахнув через стенку, Макс увидел, что и почва здесь совсем другая — вернее, ее почти нет. Структура верхнего слоя резко переменилась: если прежде это был песок с глиной, то здесь земля каменистая, сплошь покрытая колючими обломками известняка, ослепительно белыми, теплыми на ощупь, — считай, мощная природная батарея, подумал Макс. Казалось, даже самым неприхотливым сорнякам и тем не найти тут пропитания. Однако же лозы выглядели сильными, листья ярко зеленели, грозди маленьких виноградин росли и наливались соком. Не забыть бы спросить œnologue, почему лозы так хорошо себя чувствуют в столь суровых условиях.
Макс повернул назад к дому, и тут в кармане завибрировал мобильник. Макс сел на каменную кладку, чувствуя даже сквозь хлопчатобумажные шорты жар нагретого известняка.
— Как там у вас погода? — услышал он в трубке задумчивый голос Чарли. Таким вопросом северянин часто начинает разговор с южанином.
— Нормальная. Собирался написать тебе открытку. Помнишь бородатую шутку про путаницу в телеграмме? "Погода с нами. Жаль, что ты не прекрасная". У нас сейчас почти тридцать, солнце жарит вовсю. А в Лондоне?
— Не спрашивай. По-моему, у меня уже не ноги, а перепончатые, как у гуся, лапы. Слушай, похоже, в конце месяца мне удастся удрать отсюда на денек-другой. В Монте-Карло проходит международный симпозиум, посвященный перспективам элитной недвижимости. — Чарли пренебрежительно хмыкнул. — Представляю себе: кучка ловкачей сообща будет прикидывать, что именно можно впарить русским. Короче, меня отправляют представителем от "Бингам и Траут", вот я и решил потом заехать взглянуть на твой дворец.
— Здо́рово, Чарли! Просто супер! Тебе тут очень понравится. Я предупрежу прислугу.
— Давай-давай. А что там с виноградом? Удалось подыскать винного знахаря?
— Представь себе, в воскресенье встречаюсь с человеком, у которого есть связи в этой сфере. Может, дело и выгорит.
— Гм. А чем сегодня собираешься заняться?
— Сейчас я в винограднике, знакомлюсь с виноградом. Еще надо немного прибрать во дворе. А потом, наверно, поеду в деревню обедать. Жизнь здесь не слишком бурная.
— Макс, скажи мне суровую правду, — голос Чарли был почти серьезным. — У вас там в самом деле все так здорово?
Макс посмотрел поверх виноградников на отроги Люберона, на необъятный синий купол неба, подумал про здешнюю жизнь — без костюмов, собраний и мелкого интриганства, без дорожных пробок и загазованного воздуха.
— Да. В самом деле здорово, — твердо сказал он.
— Везунчик же ты, черт подери.
В оставшиеся предполуденные часы Макс разобрал хлам в сараях, прочистил засорившийся водосток в каменном bassin, составил список вещей, которые придется купить, чтобы вернуть двору прежний благопристойный вид, — секатор, грабли, какой-нибудь гербицид, машину мелкого гравия — помнится, его здесь называют grain de riz
[68]
. Никогда прежде у Макса не было своего дома, тем более настоящего загородного имения, и он теперь с удивлением отмечал, что хозяйственные хлопоты ему в радость. От запачканных при прочистке дренажа рук пахло, как от застоялого, запущенного пруда. На ладонях уже вздувались пузыри: натер, пока собирал и таскал в сарай бесчисленные опавшие сучья — на дрова. Макс внес в список еще и пилу.
