Макс припомнил день, проведенный в Эксе — казалось, это было очень давно, — их визит к юристу и его сальный намек, разъяривший Кристи. Что-то насчет романтических отношений.
— Не суди его слишком строго. Французы твердо уверены, что секс — превыше всего. Взять хотя бы мадам Паспарту — с самого твоего приезда она пыталась устроить нас в одной спальне, и отнюдь не для экономии на стирке постельного белья. — Он вытащил из стаканчика перепуганного кузнечика и отхлебнул вина. — Они никого не хотят обидеть, это нечто вроде национальной забавы. Она у них в крови.
— Вроде лихачества за рулем и сантехнических причуд.
— Именно. Но послушай, ты хорошенько подумай насчет дома. Это очень важное решение.
— Знаешь, Макс, ты бы лучше не искушал судьбу. Помнишь, чем кончился наш последний спор?
Кристи зевнула и, подложив под голову парусиновую сумку, в которую был упакован их обед, растянулась на спине. Макс пытался сквозь жаркое полуденное марево разглядеть далекое море.
— Надеюсь, старина Чарли тебе понравится. Он всегда был мне настоящим другом. Если у нас что-то получится с тем вином, которое втихаря делал Руссель, Чарли будет в восторге. "Шато Чарли". Прямо-таки вижу, как он упоенно полощет им горло, сплевывает и фонтанирует всякими затейливыми фразами: "перспективное винцо, перспективное; мне кажется, оно чуточку отдает осенней листвой, карандашным грифелем, трюфелем, подсушенными на огне абрикосами... "Я уверен, на всех англичан ты зла не держишь, просто тебе попался я, непутевый. Чарли совсем другой. Он тебе понравится.
Ответа не последовало. Солнце, вино и свежий воздух сделали свое дело. Кристи спала крепким сном.
Макс стал думать о будущем, которое вдруг предстало в куда более розовом свете, чем вчера, и настроение у него поднялось. За эти несколько дней он получил в наследство дом — теперь, благодаря Кристи, уже без всяких сомнений в законности своих прав на него, — вместе с прекрасным виноградником и перспективой производить отличное вино. Во всяком случае, настолько качественное, что привлекло Натали Озе и ее подельников; чем черт не шутит, вдруг это вино поможет ему покрыть издержки на содержание всего поместья?.. Хотя Руссель малый симпатичный, Макс был рад, что этот фрукт понятия не имеет, куда именно отправляется содержимое бочек из его cave.
Или делает вид, что понятия не имеет.
Рядом послышалось легкое, почти как у лошади, сопение. Кристи переменила позу и теперь лежала, свернувшись калачиком; по ее гладкой медово-золотистой щеке полз муравей. Макс очень осторожно смахнул муравьишку и глянул в лицо спящей с благодарностью и чем-то похожим на нежность. Удивляясь самому себе, он подумал: в таких необычных и трудных обстоятельствах она вела себя молодцом; может, он даже будет по ней скучать.
ГЛАВА l6
— Я на время выпросила ее в деревне у своей знакомой, она — très anglophile
[148]
, — объяснила мадам Паспарту, демонстрируя Максу чудесное преображение будущей спальни Чарли. — Ваш друг сразу же почувствует себя как дома. Вы только взгляните на собачек.
И она указала на прикроватный столик.
Там, рядом с графинчиком коньяка и вазочкой с фрезиями, стояла цветная фотография улыбающейся королевы Елизаветы. Королева сидела на кушетке, вероятно, в собственной гостиной в Виндзоре, а на ковре у ее ног живым веером расположилось немалое количество собачонок корги.
Макс задумчиво смотрел на снимок; Чарли, без сомнения, решит, что его приятель спятил.
— Как вы внимательны к любой мелочи, мадам, — произнес он. — Мой друг, конечно же, придет в восторг.
Вот и настало утро, когда должен был приехать Чарли. Макс уже четверть часа старательно нахваливал наведенный в спальне порядок и лоск. Мадам Паспарту действительно сотворила чудо: потертые, свалявшиеся думки и темно-бордовые шторы в каких-то зловещих пятнах выбиты так, что на них и пылинки не осталось; все шкафы, стулья и столик отполированы до блеска, кафельные плитки пола сияют как новенькие — вода, льняное масло и неимоверное усердие сделали свое дело. У кровати постелен коврик, чтобы уберечь нежные ноги Чарли от соприкосновения с холодным полом. И в довершение всего — портрет Ее Величества. Чего еще желать гостю?
Мадам Паспарту, дабы прервать поток славословий, подняла палец:
— Ваш друг, он любит танцевать?
Макс десятки раз наблюдал за Чарли, когда тот выходил на танцпол. Ноги его, как правило, ограничивались шарканьем, зато руки не знали покоя — происходило нечто вроде замедленного личного досмотра партнерши. Как ни странно, у девушек это возражений не вызывало.
— Да, — сказал Макс, — хотя предпочитает не слишком быструю музыку. Артрит, знаете ли.
— Ah bon? Ну, вечером музыка будет самая разная. В деревне сегодня fête, un repas dansant
[149]
. Приедет ансамбль аккордеонистов и диджей из Авиньона, он будет ставить самые популярные сейчас произведения. На пластинках, — пояснила она, а то вдруг Макс не вполне разбирается в современной музыкальной технике. — Все как на дискотеке.
— Надеюсь, вы тоже придете, мадам.
— Какой разговор, конечно. Вся деревня соберется. — Привстав на цыпочки, мадам Паспарту поразительно ловко крутанулась на пальчиках. — Танцевать будут все.
На миг Максу представилась Фанни — они с ней танцуют под звездным небом... Он посмотрел на часы:
— Мне пора идти. С минуты на минуту Чарли приедет в деревню, а как найти этот дом, он понятия не имеет.
Чарли настолько не терпелось удрать от всех и всего, связанного с роскошной недвижимостью, что он выехал из Монте-Карло раньше намеченного часа и уже добрался до деревни. Остановив взятый напрокат здоровенный "мерседес" перед кафе, он вылез и с веселым интересом оглядел площадь.
Принять его за уроженца Сен-Пона было абсолютно невозможно. Одетый в высшей степени à l'anglaise
[150]
— двубортный блейзер с бесчисленными латунными пуговицами, светло-серые фланелевые брюки и новехонькая соломенная шляпа, — он казался видением из совершенно иного мира, и местные жители уже косились на пришельца со сдержанным любопытством. Перехватив пытливый взгляд одной старушки, Чарли приподнял шляпу:
— Bonjour
[151]
, дорогая, bonjour.
Увы, этим его запас французских слов почти исчерпывался. Чарли, конечно, слегка превзошел соплеменников в искусстве общения с иностранцами (ведь англичане почему-то говорят с ними по-английски, только очень медленно и очень-очень громко), но не настолько, чтобы его можно было понять. Жители Сен-Пона отродясь не слыхали такого французского, да и не они одни: в сущности, это был английский язык, только к разным словам Чарли добавлял в конце "о", "а" или даже "у", дабы придать им истинно европейское звучание, время от времени он сдабривал свою речь испанскими или итальянскими словечками, чем окончательно сбивал собеседников с толку.
