— Немудрено, ведь я побывал в чрезвычайно опытных руках.
На этих словах он вспомнил другие руки, с которыми расстался всего полчаса назад, и невольно покраснел.
Мадам Паспарту была более или менее довольна своим расследованием: теперь можно с полным основанием рассказать приятелям не об одной, а о целых двух пустовавших ночью спальнях. Она принялась варить кофе, и вскоре восхитительный запах свежемолотых кофейных зерен заполнил кухню, а мадам стала делиться с Максом своими впечатлениями и воспоминаниями о вчерашнем веселье. Там случился один эпизод — быть может, месье Макс его не заметил... Гастон, поставщик мяса, напился в стельку и попытался ухватить за derrière
[177]
мэтра Озе, но получил такую оплеуху, что еще долго ходил с отпечатком пятерни на щеке. Популярность американцев к концу вечера резко подскочила, все захотели выпить с ними после того, как они, не ограничиваясь аплодисментами, одарили аккордеонистов своими бейсболками. Дочка булочника... Впрочем, лучше не будем про эту девчонку и молодого цыгана. А мэр наконец собрался с духом и пригласил танцевать вдову Гоннэ. В общем, праздник удался.
Макс слушал вполуха, мысленно он был по-прежнему с Фанни, и тут в кухню, шаркая, ввалился Чарли — тоже взъерошенный, тоже сияющий. На нем были только трусы в полоску: цвет семги чередовался с огуречно-зеленым — цвета знаменитого актерского клуба "Гаррик".
— А, вот ты где, — пробурчал он. — Вчера искал тебя повсюду.
— Задержался по безотлагательному делу, Чарли. Сам знаешь, как оно бывает. Возьми булочку.
Друзья сели за стол и принялись за кофе с круассанами, широко улыбаясь друг другу, будто сорвали куш в национальной лотерее, но, как истые англичане, не имели ни малейшего намерения обмениваться интимными подробностями происшедшего. Да в этом и не было никакой необходимости: на их лицах было написано все. В конце концов явившаяся с пылесосом мадам Паспарту изгнала их из кухни.
— Господи, до чего же славно солнышко спину греет, — произнес Чарли.
Кофе они допивали во дворе, перед ними с напыщенным видом, точно политики, собравшиеся на партийную конференцию, расхаживали голуби; журчащий фонтан навевал свежесть и прохладу. Чарли мотнул головой в сторону bassin:
— А рыба там есть?
Макс поглядел на темно-зеленую непрозрачную жидкость:
— Кто его знает... Не исключено, пяток акул там шныряет, но вода такая грязная, что их не видно. Осенью хочу осушить его и почистить. Может, запущу туда карпа и посажу несколько водяных лилий.
— Стало быть, ты решение принял, — с задумчивым видом заключил Чарли. — Остаешься здесь.
— Во всяком случае, попытаюсь.
Чарли хлопнул его по спине:
— Молодец. Я бы сам тоже так поступил. Ну а на сегодня какие планы? Я надумал свозить Кристи в деревню — перекусим на скорую руку.
Макс поглядел вдаль, на ряды виноградных лоз; сегодня, вопреки обыкновению, неизменного трактора с трактористом среди них не видно. Похоже, Руссель уплясался вчера до полного изнеможения. Пасодобль...
— Слушай, а ты не мог бы позвонить своему приятелю Билли? Вдруг он про то вино что-нибудь ценное скажет.
Спустя почти два часа Чарли вернулся, теперь уже вместе с Кристи. Оба — только что из душа, сияли свежестью и счастливыми, глуповатыми улыбками. Макс заканчивал разговор по телефону.
— Я заказал вам столик, — объяснил он. — Честно говоря, заказал на троих. Фанни же не говорит по-английски. Вот я и подумал, что вам понадобится помощь при выборе блюд.
— Нет-нет, я уверен, мы сами... — начал было Чарли, но Кристи ткнула его локтем в бок, и он тут же опомнился: — Замечательно! Знаешь, однажды я ездил в Канны — давным-давно, еще до того, как подучил французский, — и нашел там в меню единственное блюдо, название которого мне показалось понятным: omelette norvégienne
[178]
. А к нему попросил еще жареной картошки. Эти прохвосты принесли мне все, что было заказано. И даже словом не намекнули, что заказал я десерт, а к нему — картошку.
Жан-Мари Фицджеральд вторично сложил цифры и, налюбовавшись суммой, закрыл маленькую, довольно потрепанную записную книжку, в которую он уже несколько лет заносил финансовые подробности сделок по продаже вина — те самые подробности, которые лучше держать подальше от зоркого ока властей. Крутанувшись на стуле, он снял с полки над столом томик в потрескавшемся кожаном переплете: это была комедия Мольера "Скупой"; в середине тома уже давно образовалась удобная вмятина, в которую он и уложил записную книжку.
Все складывалось на редкость удачно. На люксембургском счету Фицджеральда скопилось столько евро, что он мог считать себя богачом. Еще пара столь же тучных лет — и той "кубышки" ему хватит до конца жизни, включая pied-à-terre
[179]
на Пятой авеню, а также дом и яхту на солнечных Багамах, неотразимых своей свободой от налогов. И чем скорее он отправится туда, тем лучше. Бордо с его вечной одержимостью вином ему уже опостылел; впрочем, по совести говоря, вино послужило ему верой и правдой. Вино и, конечно, людская доверчивость. Есть только одна помеха тщательно спланированному благоденствию Фицджеральда: тот англичанин, который чересчур уж заинтересовался виноделием. Урожаю этого года ничто не грозит: пока будут делать анализы и выяснять, что к чему, пройдет немало времени, и вердикт энолога появится после vendange. Но что будет потом? Вот бы уговорить англичанина продать участок!
"Поговорить с Натали", — записал в своем ежедневнике Фицджеральд. Ему ли не знать, каким даром убеждения она владеет.
Приехав в деревню, Кристи, Чарли и Макс не увидели и следа вчерашнего праздника. Правда, в ветвях платанов по-прежнему висели, наподобие ярких тропических фруктов, гирлянды разноцветных лампочек, но длинные столы, лавки и сцена исчезли: за одну ночь их разобрали и сложили в кузов грузовика, который повезет их куда-то еще на другой fête. Несколько туристов праздно сидели на террасе, а из глубины кафе долетали звонкие шлепки карт по столу: там вели нескончаемую игру четверо древних старцев. По опустевшей площади торопливо шагали опаздывающие к обеду редкие прохожие с батонами в руках. Жизнь в Сен-Поне вернулась в свою колею.
Мало кто заметил бы, что Фанни обходится с Максом чуточку иначе, чем с другими любимыми посетителями. Человек наблюдательный, однако, обратил бы внимание, что, целуясь с Максом, она на секунду-другую дольше приникала к его щеке, а принимая заказ, касалась бедром его плеча. Тот же наблюдатель, пожалуй, подметил бы, что от его столика она уходит более упругой походкой. Но в целом, как выразился Чарли, Фанни просто образец благовоспитанности; нет сомнений, что такую девушку вполне можно привести домой и познакомить с мамой.
