Нетрудно было понять, что она хочет его. Если не по тому вожделенному взгляду, которым она смотрела на его губы, то по тому, как напряглись ее соски под тонкой тканью футболки, когда он бинтовал ее стопу.
Было вполне очевидно, что на ней нет бюстгальтера. Ну, конечно, ведь когда дерево проломило крышу, Энни была в шелковой пижаме. Естественно, она не надевает бюстгальтер, когда ложится спать.
Эта мысль сводила его с ума. Он не хотел пялиться на ее грудь. Вполне достаточно и того, что она почувствовала его возбуждение. О господи. Мужская анатомия порой бывает сущим наказанием.
Наконец, к своему огромному облегчению, Энни, с забинтованной ногой, целая и невредимая, сидела на диване в его кабинете. Теперь надо найти для них обоих какое-нибудь занятие на оставшуюся часть ночи.
— Хочешь попытаться уснуть? Этот диван вполне удобный, — предложил Ник с видимым усилием.
— Шутишь? Кто же может спать, когда за окном бушует ураган? Вот ты, например, способен сейчас уснуть?
— Нет. — Раздраженный и одновременно зачарованный ею, Ник присел на край стола. — Полагаю, мы можем составить друг другу компанию, дожидаясь конца урагана.
Он хотел облегчить ситуацию. Хотел, чтобы она уснула и его либидо отпустило бы его с крючка. Но с Энни, похоже, ничего не может быть простым и легким. Страстная, чувственная аура прямо-таки мерцала вокруг нее.
— Я слышала про вечеринки во время урагана. Может, мы могли бы устроить что-нибудь в этом роде.
— Гм. Это зависит от того, что ты понимаешь под вечеринкой.
— Ну… на хорошей вечеринке всегда бывает музыка.
Он улыбнулся помимо воли:
— На случай, если ты не заметила, единственная музыка, которую можно услышать в этом доме, звучит из твоего CD-плеера в спортзале. Его, конечно, можно принести, но нет электричества.
Энни в удивлении уставилась на него.
— Не могу представить, как можно жить без музыки. У нас дома из каждой комнаты доносятся разные песни. Ты не любишь громких звуков?
— Не в этом дело, — поморщился он. — Когда я рос, у нас дома постоянно звучала музыка… Я тоже хотел научиться, но отец сказал, что игра на пианино бесполезна для бизнеса. По-моему, он вообще не считал это мужским занятием.
— Только не говори это моему брату Райану. Он играет на любом инструменте, который только попадает к нему в руки. Причем настолько хорошо, что пользуется спросом. А Райан отнюдь не маменькин сынок. Он был защитником футбольной команды, а сейчас работает пожарным в Кембридже.
Она с таким воодушевлением говорила о своем брате, что Ник заслушался, любуясь ею. Лицо девушки светилось, и она подпрыгивала на месте, оживленно размахивая руками.
Боже, как же он хочет ее!
— Не переживай насчет музыки, — засмеялась Энни. — Если понадобится, я могу спеть. Что нам действительно нужно, так это эль. Это еще один необходимый элемент хорошей ирландской вечеринки.
— Извини. Сомневаюсь, что в доме есть пиво.
— Ты и пиво не любишь? Мой отец назвал бы тебя еретиком!
— Будь серьезной, — нахмурился Ник. — Пожалуй, мы могли бы сыграть партию в шахматы, чтобы убить время.
— Я не умею в шахматы. Вот карты — другое дело.
Он пожал плечами.
— У меня нет игральных карт.
— О, боже! Дом без карт и без пива! Как это грустно.
— Полагаю, в некотором смысле я живу в скучном, неинтересном мире. По крайней мере, тебе он должен казаться таким.
— О, я совсем не считаю твой мир скучным и неинтересным. — Энни лучезарно улыбнулась, и он почувствовал слабость в коленках. — Оглянись вокруг. Это сказочный особняк на экзотическом острове в Карибском море. У тебя есть научно-исследовательский центр, где ты можешь общаться с морскими млекопитающими. Разве можно представить себе что-то более захватывающее?
Нику нравилось слушать Энни. Ее мелодичный голос ласкал его слух.
— Как насчет того, чтобы просто поговорить? Тогда быстрее пролетит время.
— Хорошо. — Она на минуту задумалась. — Я знаю! Мы можем рассказывать истории.
— Какие истории?
— О привидениях. Без света, и со всеми этими тенями от свечей, прыгающими по комнате, такие истории будут очень забавными.
Он сел на диван с ней рядом.
— Я не знаю никаких историй о привидениях.
— Как? А еще образованный человек называется, — усмехнулась Энни, и в ее глазах заплясали чертенята. Затем она взглянула ему через плечо, и вся ее манера поведения внезапно изменилась. Лицо вытянулось, а глаза помрачнели.
Ник обернулся посмотреть, что испортило ей настроение.
Вот оно что! Фотография Кристины. Черт! Он встал и, схватив фотографию, положил ее лицом вниз на стол.
— Пожалуйста, не убирай ее из-за меня, — попросила Энни с грустью в голосе.
— Я давно хотел положить ее в альбом вместе с другими ее фотографиями. Все равно Кристине она не нравилась.
Слезинки задрожали у Энни на ресницах, готовые вот-вот скатиться по щекам.
— Энни! — Он снова сел на диван рядом с ней.
— Извини. Просто я вспомнила о вашей трагической любви…
Нику невыносимо было видеть боль на лице Энни. Тем более что истинная трагедия заключалась в полном отсутствии любви.
— Энни, пожалуйста… — Он хотел сказать «пожалуйста, не плачь». По крайней мере, думал, что хотел сказать именно это.
Но в какой-то момент вся атмосфера в комнате изменилась. Глубоко вздохнув, Ник приподнял подбородок Энни, наклонился и обвел ее полные розовые губы языком. Остановиться было выше его сил.
Энни издала какой-то тихий, невнятный звук и обвила его руками за шею, чтобы притянуть ближе. Устоять перед ней было невозможно. В ней было все, чего он хотел и в чем себе отказывал. И хотя ему неприятно было признавать это, Ник понимал, что все его угрызения совести и верность Кристине вот-вот растворятся в ночи.
Красный туман желания взорвался у него в голове, когда он позволил Энни окончательно увести себя за пределы благоразумия.
Глава четвертая
Где-то в глубине сознания материнский голос говорил Энни, что это неправильно. Ник ее работодатель, и у них никогда не может быть никакого совместного будущего. Но…
Ник очертил ее губы своим языком, затем раздвинул их, проникая в рот. От этого у нее мурашки побежали по телу, но она очень старалась не отставать от него.
Их языки сливались и сплетались, словно в каком-то медленном эротическом танце. Энни затаила дыхание, но внезапно Ник слегка отстранился и спрятал лицо у нее на шее.
— Прости… — пробормотал он. — Я не должен. Но я так хочу тебя.
