— Забирай заявление… Рубину теперь рано или поздно отпустят. И пока она в тюрьме, надо решить с ней раз и навсегда.
— Что ты предлагаешь?
— Ты крыс в гараже недавно травил?
— Ну, травил.
— Этого никто не видел? — спросила Тамара, пародируя недавние интонации Игоря.
— Никто! — со смехом ответил он.
— Яд остался?
— Остался.
— Тащи.
После этого коротенького слова Игорю опять стало не до смеха.
* * *
К утру гулянье в таборе по поводу ночной победы само собой выдохлось. Устали и петь, и танцевать. Остались только разговоры. Эти бесконечные, в сотый раз повторяемые «апомнишь…», «акакты…», «акакъя…».
Баро сказал, что в связи с проявленным героизмом разрешает Сашке больше не ходить работать на набережную. Но тот опять отверг такое предложение, сказал, что он еще не искупил свою вину до конца. И потому будет и дальше примерно трудиться на набережной.
Никто не заметил, как под утро Баро и Бейбут отошли в сторонку.
— Спасибо тебе, Бейбут, за такого сына, за помощь…
— О чем ты, Баро, это же общее дело. Общая беда.
— Бейбут, тебя называют мудрым, хитрым. Как ты думаешь, что нам дальше делать с этим кладбищем?
— Надо как-то договариваться.
— Вот и я так думаю. Понимаешь, у этого Астахова большие связи в столице. Боюсь, он на нас и органы может натравить, и даже спецслужбы… Мне кажется, от него надо откупиться. Другого выхода нет.
— Конечно, Баро. Ты прав. И я помогу собрать тебе выкуп.
— Что ты, Бейбут, брось. Я здесь давно бизнесом занимаюсь. А вы — бродячие артисты. Что с вас взять?..
Бейбут нахмурился. «Да, — подумал Баро. — Плохо сказал, того гляди, сейчас опять поссоримся».
— Бейбут, родной, я не хотел тебя обидеть. Просто это мой город, я здесь уже давно. Поэтому и платить должен я. Договорились?
— Посмотрим… — с загадочной улыбкой ответил Бейбут.
* * *
А в камере Рубины и Олеси ночь была тоже веселая. Надзирательница, как бы извиняясь за свою доброту, проявленную в деле с двумя одеялами, устроила ночной шмон. В глазок подсмотрела, что в камере есть карты. Вот и стала их искать. Но тут уж цыганка проявила себя во всей красе. Исполнила старый знаменитый трюк. Во время обыска Рубина бросила карты в карман милиционерши. А потом, когда та обыскивала Олесю, достала их оттуда.
Олеся, видевшая все это, с величайшим трудом удержалась от смеха. Но зато, благодаря такой ловкости, утром опять была возможность заняться гаданием. Только теперь уж сидели спиной к двери, так, чтоб в глазок ничего не было видно. И говорили совсем тихо.
— Рубина, что там карты рассказывают?
— А что ты, милая, хочешь услышать?
— Как мне жить дальше, что же еще?
— Карты говорят, что тебе нужно довериться.
— Кому это?
— Да следователю.
— Неправильные твои карты!
— И карты мои правильные, Олеся. И следователь человек хороший.
— Хороший?
— Хороший.
— А что ж меня здесь просто так, ни за что держит?
— Вот ты и помоги ему правду отыскать.
— Как?!
— Ну, расскажи все в подробностях про начальника, про короля треф.
— Нет уж, Рубина. В подробностях — не хочу. Лучше уж я тут сидеть буду.
* * *
Следующее свидание Кармелита назначила Максиму в каком-то загадочном месте. Дом с заколоченными окнами. Макс даже сначала подумал, что ошибся адресом. Но потом пришла Кармелита. Точнее, даже не пришла, а подкралась сзади. И выкинула вечную шутку всех девушек — закрыла глаза руками: угадай, кто это?
Максим, конечно, угадал. После этого она провела его потайным ходом внутрь здания. Завела в зал с большими окнами.
— Что это? — удивился Максим. — Странное место. Похоже на заброшенный театр.
— А это и есть заброшенный театр. Говорят, когда-то в Управске работал завод-гигант. Кажется, моторный. Или авиамоторный. И в этом здании был Дворец культуры. Потом тут сделали театр. А потом все это забросили.
— Здорово. Здесь были спектакли, репетиции, много людей. Зрители приходили, переживали, аплодировали, плакали, смеялись…
— Да. Я тоже часто об этом думаю. Когда прихожу сюда. Представляешь, как здорово было бы все это восстановить. И назвать это — Театр…
— Буратино и Мальвины!
— Точно. А ты как догадался?
— А я уже чувствую все, что ты хочешь сказать. Моя Мальвина, я чувствую, что когда-нибудь все так и будет.
— Спасибо, — улыбнулась Кармелита, и тут же погрустнела. — А что с бабушкой? Этот Игорь Носков опять обманул?
— Нет. Он меня уже не обманет. Он у меня на крючке. Просто сегодня много дел. В милицию он пойдет чуть позже. Не волнуйся, твоя бабушка совсем скоро будет на свободе. Кармелита… мне очень хорошо с тобой, но мне пора бежать на работу. Давай вечером встретимся, и я расскажу все новости о Носкове.
— Давай, а где? Слушай… Я тебе уже показала свой любимый театр. А теперь давай покажу свое любимое озеро.
— Это то, что недалеко от слободы?
— Да.
— Хорошо. До вечера.
Максим пошел на встречу с Игорем, а Кармелита побежала к отцу.
Баро опять с головой нырнул в работу. Но выныривать приходилось очень часто. То Форс пришел, поговорил с ним о кладбище — он, как юрист, посоветовал быть с Астаховым пожестче. И ни на какие переговоры не идти. Кстати, посоветовал, какого адвоката взять для Рубины.
Но потом прибежала Кармелита. И сказала, что никакого адвоката не нужно — скоро Рубина будет на свободе. Как, почему — это ее секрет. Ладно, поглядим. Дочка у него не такая, чтоб зря болтать…
Потом Бейбут приехал из табора. Да не один, а с золотом, которое они всем табором собирали — последнее с себя снимали. Так вот, оказывается, что означало это загадочное «посмотрим…» во время их последнего разговора. Зарецкий напрочь отказался брать золото, но делал это так мягко и корректно, что старый друг вроде бы не обиделся.
И только тут Баро заметил, что с отцом еще и Миро приехал. И Земфира, и Люцита. Чуть не весь табор. О! Это другое дело. Слово надо держать.
И Баро, заговорщицки подмигнув, попросил всех идти за собой…
* * *
Игорь нес Тамаре крысиный яд. И настроение у него было такое же крысино-ядовитое. Как же противно было лепетать что-то следователю: «Да… нет… Ошибся… Нет-нет… Никакого давления никто на меня не оказывал…». Но еще более мерзко было отдавать эту бумагу Максиму. Никогда еще Игорь не испытывал такого унижения. Как же трудно жить с ощущением, что ты под колпаком у какого-то сопляка! Надо будет что-то с ним делать, как-то его поприжать, а то уж больно смелый стал. Ничего, и не таких обламывали.
