— Прошу прощения, но все же… «мертвая рука» — что это?
— ТИХО! — рявкнул Джонни. Даже мертвые подчинились.
— Так-то лучше, — сказал мальчик, отчасти успокаиваясь. — Гм. Послушайте, ребята… эти… м-м… люди хотят с нами поговорить. То есть со мной…
Ноу Йоу, Холодец и Бигмак напряженно смотрели на газету. Та неподвижно висела в воздухе в метре с лишком от земли.
— Эти… ущемленные в дыхании? — спросил Холодец.
— Балда! Они же не астматики, — возмутился Ноу Йоу. — Ну ладно. Начал — выкладывай. Колись. Как на духу. Они кто?.. — Он запнулся и оглядел медленно погружающееся во тьму кладбище. — Эти… граждане, перешедшие в новое качественное состояние?
— Они подкрадываются? — спросил Холодец. Они с Бигмаком и Ноу Йоу стояли теперь так близко друг к другу, что походили на одного очень широкого человека с шестью ногами.
— Ты нас не предупредил, — упрекнул Олдермен.
— О чем? — удивился Джонни.
— О том, каковы нынче «Ведомости»! «Ведомости», надо же! Куда ни глянь, девицы! А ведь эта газета может попасть в руки почтенных замужних дам или маленьких детей!
Уильям Банни-Лист с большим трудом удерживал газету раскрытой на разделе «Развлечения». Джонни вытянул шею и заглянул. На странице было помещено весьма скромное фото: девушки в бассейне Сплинберийского административного центра.
— Но они же в купальниках, — сказал Джонни.
— В купальниках? Все ноги наружу! — взревел Олдермен.
— И ничего страшного, — фыркнула пожилая дама в огромной шляпе с фруктами. — Здоровые тела наслаждаются гимнастикой в лучах солнца, которое есть дар Божий! И надо сказать, в весьма удобных костюмах.
— Удобных, мадам? Страшусь подумать, для чего!
Мистер Порокки наклонился к Джонни и шепнул:
— Дама в шляпе — миссис Сильвия Либерти. Умерла в четырнадцатом году. Пламенная суфражистка.
— Суфражистка?
— Теперь этому не учат, а? Суфражистки начали движение за равное избирательное право для женщин. Приковывали себя к оградам, кидали яйца в полицейских, а в день «Дерби» бросались под копыта лошади принца Уэльского.
— Ух ты!
— Но миссис Либерти все перепутала и бросилась под ноги самому принцу Уэльскому.
— И что?!
— Скончалась на месте, — вздохнул мистер Порокки и сочувственно пощелкал языком. — Видать, принц был очень весомый человек.
— Довольно буржуазной болтовни! — крикнул Уильям Банни-Лист. — Вернемся к злобе дня! — Он зашелестел газетой. Холодец моргнул.
— Тут говорится, — сказал Уильям Банни-Лист, — что кладбище собираются закрыть. И застроить. Тебе это известно?
— Гм. Да. Да. Гм. А вы разве не знали?
— А что, кто-то должен был нас известить?
— Что они говорят? — спросил Бигмак.
— Их страшно разозлило, что кладбище продали. В газете статья про это.
— Поторопись! — сказал Уильям Банни-Лист. — Я ее долго не продержу…
Газета провисла, потом пролетела сквозь его ладони и приземлилась на дорожку.
— Да, я уж не тот, что прежде, — сказал Банни-Лист.
— Определенно, это какой-то аномальный ветер, — объявил Ноу Йоу. — Я про них слышал. Ничего сверхъесте…
— Это наш дом, — прогремел Олдермен. — Что будет с нами, юноша?
— Минутку, — сказал Джонни. — Погодите. Ноу Йоу!
— Чего?
— Они хотят знать: если кладбище застроят, что будет с теми, кто здесь похоронен?
— Эти… мертвецы хотят знать?
— Да, — хором сказали Олдермен и Джонни.
— Ей-богу, Майкл Джексон ничего такого не делал, — сказал Бигмак. — Он…
— Я видел один фильм, — проблеял Холодец, — про то, как на старом кладбище построили дома, и кто-то выкопал бассейн, и все скелеты повылазили и хотели всех передушить…
— Зачем? — спросил Олдермен.
— Он спрашивает зачем, — сказал Джонни.
— Без понятия, — пожал плечами Холодец.
— Я думаю, — нерешительно начал Ноу Йоу, — что… э-э… гробы и все прочее выкопают и куда-нибудь перенесут. Наверное, есть какие-то специальные места.
— Я против! — объявила покойная миссис Сильвия Либерти. — Я уплатила за свой участок пять фунтов, семь шиллингов и шесть пенсов! И отчетливо помню содержание Документа. Там говорилось: Место Последнего Упокоения. И ни слова о том, что Спустя Восемьдесят Лет Ваш Прах Выкопают и Перезахоронят, дабы живые могли построить… как это?..
— Современные Специально Спроектированные Офисы, — подсказал Уильям Банни-Лист. — Что бы это не значило.
— Наверное, их спроектировали специально, — предположил Джонни.
— Пойти с молотка за пять пенсов! Стыд и срам! — воскликнула миссис Либерти.
— Вот вам живые! — с горечью воскликнул Уильям Банни-Лист. — Совершенно не думают об угнетенных меньшинствах.
— Понимаете, — несчастным голосом проговорил Джонни, — мэрия говорит, содержать кладбище чересчур накладно, а земля дорогая…
— А что это за Сплинберийские муниципальные власти? — спросил Олдермен. — Куда подевался городской совет Сплинбери?
— Не знаю, — сознался Джонни. — Никогда о нем не слышал. Послушайте, я тут ни при чем. Мне здесь тоже нравится. Я и Холодцу говорил, мне не по душе то, что происходит.
— Так что же ты намерен предпринять? — поинтересовался Олдермен.
Джонни попятился, но наткнулся на роллс-ройсовую усыпальницу мистера Порокки.
— Ой, нет, — сказал он. — Только не я. Это не мое дело!
— Разве? — удивилась покойная миссис Сильвия Либерти. — В конце концов, ведь именно ты нас видишь и слышишь.
— Остальные нас просто не замечают, — прибавил мистер Порокки. — Ноль внимания.
— Мы весь день из кожи вон лезли, — сказал Олдермен.
— Гуляют тут всякие с собаками, — буркнул Уильям Банни-Лист. — Ха! Пяти минут на месте не постоят, все бегом.
— Даже старая миссис Тахион, и та… — вздохнул мистер Порокки.
— А она ведь умалишотка, — сказал Олдермен. — Бедняжка.
— Остаешься ты, — подытожил Уильям Банни-Лист. — Ты должен пойти к этим муниципальным как-их-там и объяснить, что мы — не намерены — переезжать!
— Меня никто не станет слушать! Мне всего двенадцать! Я даже голосовать еще не имею права!
— Зато мы имеем, — сказал Олдермен.
— Да ну? — усомнился мистер Порокки. Мертвецы сгрудились около него, как американская футбольная команда.
— Мы ведь остаемся совершеннолетними, верно? По бумагам?
