— Ничего не случилось, — коротко сказал он и, тяжело опустившись на край ванны, сполоснул руки, что в свою очередь вызвало недовольство Наоми. Она была бы счастлива, если бы он целиком забрался к ней в ванную, она бы обрадовалась, если бы он снял рубашку и джинсы, осторожно вступил бы в воду, подвинул бы ее колени, чтобы освободить себе место. Но это бездумное ополаскивание рук было каким-то безличным и даже гигиенически-туалетным. А потом, хотя Алекс и взглянул на нее, глаза его задержались на ней оскорбительно короткое время, как будто он думал о чем-то совсем другом. И в голове Наоми возникла некрасивая фраза: «Он моет об меня руки».
— В чем дело? — спросила она с тревогой, охотясь за неуловимым мылом, которое выскальзывало из ее рук. — Что тебя задержало? — И тут же, не подумав, не успев интонацией прикрыть смысл слов, добавила без намека на кротость: — Я приготовила ужин, но, боюсь, он уже испорчен.
— Я ездил в Тутинг. — Алекс встал и показал Наоми свою широкую спину в бледно-голубой рубашке, свободно висящей вокруг узкой талии. Пальцами он протер окошко в запотевшем зеркале: оттуда на них двоих смотрел незнакомый Алекс Гарви.
Наоми соскользнула в ванну так низко, как могла: как будто она хотела спрятаться в воде вся, скрыть колени, грудь, все островки плоти и кожи.
— Как Кейт? — спросила она робко.
— Ее не было дома, — ответил холодный, сердитый Алекс в зеркале перед тем, как его скрыла дымка влаги.
— Подай мне полотенце, пожалуйста. Спасибо, дорогой.
Закутанная, укрытая полотенцем, Наоми ощутила в себе силы противостоять Алексу и, когда он снова повернулся к ней, спросила, обращаясь к его нагрудному карману:
— Ну, и что потом?
— Потом… — Алекс обнял Наоми одной рукой и, не обращая внимания на то, что она была вся мокрая, прижал ее к себе. Пуговицы его рубашки вдавились ей в щеку. Наоми слышала его дыхание. — Я хотел узнать, как дела, и заодно забрать кое-какие свои вещи.
— Но ты говоришь, что ее не было. Ну и?.. — допытывалась Наоми, беспокойно теребя Алекса за рукав рубашки.
— Да, ее не было. Ничего страшного, увижу ее в другой раз, тем более что у меня с собой были мои ключи от дома. Я сам мог бы взять все, что надо. Только…
— Что?
— Понимаешь, Наоми, она поменяла замки.
— Поменяла замки? — Про себя же Наоми подумала: «Подлая коротышка. Низкий, жалкий, мстительный поступок». И мысли Наоми полетели вперед, к тому дню, когда Кейт будет сокрушаться и умолять ее: «Я была так неправа, я ревновала, пожалуйста, прости меня, скажи, что мы останемся друзьями».
— На нее это так непохоже. Ты ведь знаешь не хуже меня, что не в ее характере… Боюсь, мы с тобой очень сильно огорчили ее — гораздо сильнее, чем я думал.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросила Наоми у его дыхания, у его застегнутой рубашки. — Что ты хочешь вернуться домой, к мамочке? — И она сердито вывернулась из его объятий.
Минуту спустя он проследовал за ней в спальню, где она стояла в растерянности, лишь наполовину одетая (Алексу показалось — наполовину раздетая), чуть не плача. И если на какое-то мгновение он разлюбил Наоми, то теперь влюбился в нее еще сильнее.
— Иди ко мне, глупышка, — сказал он ей со всей нежностью, на какую только был способен.
— Оставь меня, — слабо воспротивилась Наоми. Она возилась с застежками на блузке цвета нефрита, которая еще больше подчеркивала ее бледность и придавала облику Наоми какую-то нереальную прозрачность; Алексу казалось, что протяни он к ней руку, и рука его схватит лишь пустой воздух.
— Давай помогу. — Он жестом поманил ее к себе. — Иди сюда.
Как бы Наоми ни старалась, долго сопротивляться она не могла. Алекс схватил ее за запястье, потянул к себе, потом потянул еще раз, потому что ему понравилось ощущать в своей ладони ее запястье. Наоми осела на кровать. Ей показалось — должно быть, это была только иллюзия, — что свет внезапно померк, углы затуманились, границы стали нечеткими. Даже черты лица Алекса, всегда такие отчетливые, потеряли свою определенность.
— Мы с самого начала знали, что будет нелегко, — сказал он Наоми. Его рука решительно, но не бестактно, проникла под ее зеленоватую блузку и легла на маленькую, ничем не стесненную грудь.
— Я знаю. Конечно, я знаю. — Наоми закрыла глаза и повернула голову сначала в одну сторону, потом в другую. Мокрые волосы улеглись на плечах красивыми завитками.
Она откинулась на спину, открыв длинную талию, и Алекс нагнулся и стал целовать ее в живот. Вскоре от удовольствия Наоми выгнула спину.
— Я всегда буду хотеть тебя, — уверенно произнес Алекс. И он опустился на Наоми, скованно и напрягая мышцы от страха раздавить ее — такой воздушной казалась она ему даже по прошествии столького времени.
— А я — тебя, — пылко ответила Наоми.
— Тогда поцелуй меня. Поцелуй меня как следует.
Однако мысли Алекса не слушались его; он был полон горечи, он занимался любовью не с обычной для себя неторопливостью и обстоятельностью, а быстро и рассеянно. Наоми почувствовала себя в некотором роде обманутой.
— Ну почему ты так часто плачешь? Из-за этого я кажусь себе таким бестолковым.
— Я не хотела, Алекс. Просто не сдержалась. У нас ничего не получается.
— Ну что ты, получается, — терпеливо стал уговаривать ее Алекс, ничего не знающий о макаронах по-каталонски и о том, что они собой символизировали.
— Ты не виноват, — ответила Наоми уныло. — Это из-за меня. — Но про себя она подумала совсем другое: «Это из-за Кейт. Это она виновата. Кто бы мог подумать, что она сменит замки?.. И все же до чего она умна».
_____
В сухом жару теплицы Кейт работала методично, неторопливо, не замечая времени. На ней была белая блузка без рукавов, отделанная по подолу тесьмой (куплена в комиссионке) и джинсовые шорты (бывшие джинсы, обрезанные по колено). Ее босые ноги были покрыты пылью. Непослушные волосы, давно нуждающиеся в стрижке, доходили почти до плеч.
По стенам и под скошенной крышей этого старого, неухоженного строения из стекла и дерева прокладывала свой извилистый путь виноградная лоза. Ее стебли были увешаны пухлыми скоплениями черно-синих виноградин. Плоды сохли и сжимались, покрывались похожей на пудру плесенью, издавали слабый запах изюма.
На брикетах гнилой соломы буйно разрослись кусты помидоров. Несмотря на то что их листья были тронуты желтым грибком, они обильно плодоносили. Цветные пятнышки, испещрившие остальную растительность, свидетельствовали о засилье красного клеща и о не самом тщательном уходе за теплицей со стороны Кейт.
Она сорвала десятка полтора спелых, толстых, алых помидоров и положила на деревянную скамейку рядом с рваным мешком с удобрениями и забытым стаканом лимонада. Лимонад был теплым, как чай, в нем плавали насекомые и травинки. Под скамейкой, вдавленный в мягкий грунт, стоял транзисторный приемник Кейт. Передавали очередную серию «Арчеров»; обитатели деревушки Эмбридж были вольны заниматься своими делами посреди сорняков и битых цветочных горшков, но их проблемы никого не волновали. Кейт они были совершенно неинтересны.
