Тот положил мел и легкой, пружинистой походкой сошел с кафедры. Приблизился к Жене, сел рядом с ней на скамейку.
— Почему я должен вас презирать? — Его голос звучал мягко и даже участливо.
— Потому что… я такая дура. Мне предлагают ехать на конференцию, а я… я…
— А вы любите классическую музыку, — закончил Столбовой с улыбкой. — Что ж в этом плохого, милая Женя? Нельзя же существовать только расчетами и формулами, должно быть что-то для души.
«Он говорит как Любка», — с удивлением подумала Женя. Она чувствовала невероятное облегчение. Значит, профессор не сердится на нее и готов отпустить на несколько дней.
— Я сам очень люблю петь, — признался Столбовой, похлопывая Женю по плечу. — И я прекрасно понимаю, что вам необходим отдых, разрядка. Вы же совсем еще юное существо, а вкалываете, как зрелый научный сотрудник. Конечно, поезжайте куда хотите, мы все успеем. Конференция лишь в конце января, до этого времени можно написать новый учебник или, на худой конец — статью.
— А как же наши занятия три раза в неделю? — робко поинтересовалась Женя.
— Что ж, пока отменим это решение. Будем встречаться, как раньше, два раза. По правде говоря, вы так плодотворно трудитесь дома, что мои советы в скором времени станут вам без надобности.
— Что вы говорите, Николай Николаич! — Женя смотрела на преподавателя счастливыми глазами. Его лицо с суховатыми, волевыми чертами под ее взглядом смягчилось, разгладилось.
— Я знаю, что говорю. Вот увидите, Женя, вас ожидает большое будущее. Только не вздумайте лениться, и все будет в порядке.
— Ни в коем случае! — горячо пообещала Женя.
Дома она, прежде всего, поделилась своей радостью с Ксенофонтом.
— Ксён! Ты представляешь, мне прочат большое будущее! И меня отпускают в Питер!
Кот, которого Женя держала в тесных объятиях, недовольно заурчал и сделал попытку схватить ее зубами за руку. Она ойкнула, увернулась со смехом, Ксенофонт соскочил с ее коленей на пол и гордо поднял трубой пушистый хвост.
— Завидуешь, — укорила его Женя.
— Мяу! — патетически возразил Ксенофонт.
— Иди, ешь свой «вискас», там полная миска.
Кот пристально поглядел на нее желтыми глазами-плошками и степенно удалился на кухню. Вскоре пришла мать. Женя встретила ее в прихожей с сияющей физиономией.
— Привет, Женюра, как дела?
— Все о’кей.
— Обедала?
— Не совсем. Чай пила.
— Безобразие, — возмутилась Ольга Арнольдовна. — Заработаешь себе язву. — И тут же загадочно заулыбалась. — Угадай, кого я сейчас встретила в метро.
— Не знаю. Тетю Иру?
— Даже не тепло. Думай лучше. И отнести в кухню вот эти пакеты.
Женя послушно подхватила две полиэтиленовые авоськи с продуктами и потащила их к кухонному столу. Мать, переодевшись и вымыв руки, вошла следом за ней.
— Ну, так какие твои предположения?
— Ma, не доставай! У тебя такой обширный круг знакомых, что я буду перечислять их полчаса, а то и больше. — Женя вытащила из пакета батон копченой колбасы и, принюхавшись, блаженно закатила глаза. — Ух ты, как пахнет! Можно отрезать кусочек?
— Сначала суп! — категорично отрезала Ольга Арнольдовна. — И потом, почему ты решила, что это мой знакомый? — она хитро уставилась на дочь.
— Знакомый? — Женя понимающе кивнула. — Значит это «он»?
— Вот, вот. Уже теплее. — Мать достала из холодильника большую запотевшую кастрюлю.
— Костик, что ли? Или Никита?
— Снова холоднее.
— Да ну, мам, что за детские игры! Неужели, Генка из трудового лагеря?
— При чем тут Генка? — Мать потеряла терпение. — Это был Саша. Мы встретились с ним на Театральной. Он ехал в институт и передавал тебе привет. А еще он сказал, что вы собираетесь с хором куда-то ехать на самые праздники. Это верно?
— Верно. — Женя зажгла газ и поставила суп на плиту.
— И ты решила ехать с ними? — лицо Ольги Арнольдовны приняло озабоченное выражение.
— Да, я решила.
— А как же занятия?
— Я уже договорилась со Столбовым. Он разрешил мне отдохнуть пару дней.
— Честно говоря, я не в восторге от такой идеи. И Новый год мы привыкли встречать вместе.
— На этот раз встретим его раздельно, — мягко проговорила Женя. — В конце концов, надо же когда-то начинать. А вдруг я выйду замуж — мне ведь уже двадцать один.
— Что ж, замуж — это замуж. — Ольга Арнольдовна вздохнула и опустилась на табурет. — Тут я мешать не намерена, был бы человек хороший. Например, как Саша.
Женя весело расхохоталась.
— Кто про что, а вшивый про баню. Мамуль, как ты не можешь понять — ну не нравится мне твой замечательный и любимый Саша. Совсем не нравится. Вот вернусь из Питера, перестану ходить на хор и увидишь, он здесь больше не появится.
— Жаль, — с печалью в голосе проговорила Ольга Арнольдовна. — Смотри, суп сейчас выкипит, снимай скорее.
В дальнейшем разговор о Саньке больше не поднимался. Мать и дочь мирно обедали, Ксенофонт сновал взад-вперед около стола, выпрашивая куриную ножку. Затем Женя ушла к себе заниматься, а Ольга Арнольдовна взялась за хозяйство.
Уже глубоко за полночь, лежа в кровати, Женя вновь подумала о Карцеве. И как ее угораздило запасть на такого мизантропа и бирюка? Кажется, его абсолютно не интересует происходящее вокруг. Возможно, и сама Женя тоже не входит в сферу его интересов, а тот факт, что во время репетиций он пялится ей в спину, так это просто оттого, что больше смотреть некуда. Тем не менее, настроение у Жени было отличное. Она уже считала дни, оставшиеся до поездки. Почему-то ее охватила твердая уверенность, что там, в Питере, что-то произойдет. Что-то хорошее и очень важное.
«Глупости, — укорила Женя саму себя. — Если что-то и случится, так это то, что Санек объяснится мне в любви. И придется его глубоко разочаровать. Жаль, как говорит мама, очень жаль».
Она еще немного полежала, думая о своем, и заснула крепким, здоровым сном молодого человека, предвкушающего грядущие радости жизни.
9
Лось увеличил время репетиций. К фестивалю готовили Верди, несколько народных песен и отрывок из кантаты Баха. Необходимо было каждый раз проходить всю программу целиком. Лось хронически не успевал, злился, срываясь на крик. Больше всего доставалось басам — вся партия насчитывала лишь пять человек с весьма ограниченными данными. Если бы не Женька Карцев с его крепким баритоном, был бы полный караул. Но тот, как всегда, опаздывал, да не на пятнадцать минут, как раньше, а на все полчаса. Лось орал на него, как резаный, обещая выгнать к чертовой матери. Карцев его вопли игнорировал и вообще вел себя так, будто был глухонемой. Ничего не говоря в свое оправдание, дожидался, пока иссякнет дирижерский гнев, и молча шел к станкам. С ним партия начинала звучать прилично, и Лось помаленьку успокаивался.
