Жене вовсе не улыбалось торчать на репетициях вместо двух часов два с половиной, а то и три. Дома ее ждал компьютер и внушительная стопка книг, которые, кровь из носу, нужно было успеть проштудировать до поездки. Но расстраивать дирижера ей тоже не хотелось. Она — скрепя сердце — отбывала занятие до конца, а потом стремительно сматывала удочки. Во всем этом был только один положительный момент: пользуясь ситуацией, Женя решительно пресекла чаепития с Саньком, мотивируя свой отказ пригласить его домой катастрофической нехваткой времени. Тот воспринял удар судьбы со свойственным ему стоицизмом, продолжая оставаться веселым, улыбчивым и предупредительным.
За неделю до отъезда Лось зачитал распорядок фестиваля, объявил время отправления поезда и сбора на вокзале. Поезд уходил в девять двадцать утра, а хористы должны были быть на платформе без четверти девять.
— Встретимся где-нибудь по дороге? — спросила Женя Любу, выслушав дирижера.
— Обязательно. Давай я доеду со своей Щукинской до Баррикадной, и буду ждать тебя в центре зала. Потом вместе перейдем на кольцевую и доберемся до трех вокзалов.
— Ладно, — согласилась Женя.
Ее дом находился как раз между Баррикадной и Октябрьским полем, поэтому предложение Любы ее весьма устраивало.
Назавтра они вдвоем прошвырнулись по магазинам. Люба купила себе обалденное платье для коктейля, а Женя присмотрела очередные джинсы, очень дорогие, расшитые стразами и украшенные замысловатой вышивкой. Любе ее выбор жутко не понравился.
— В чем ты будешь встречать Новый год? В них?
— Может быть. Еще посмотрю, — беспечно проговорила Женя, вертясь перед огромным блестящим зеркалом бутика.
Джинсы шли ей замечательно, ничто не украшало ее фигуру так, как они, подчеркивая длинные, сильные и стройные ноги и в меру округлые бедра. Молоденькая продавщица, стоящая за прилавком, невольно залюбовалась.
— Очень стильно и здорово. Девушка, не хотите к этому примерить вон ту кофточку? Мне кажется, она будет на вас смотреться потрясающе, и особенно с джинсами.
Женя скосила глаза на вешалку. Кофточка, верно, была недурна — темно-сиреневая, отливающая лиловым, с глубоким вырезом и широкими, свободно спадающими, полупрозрачными рукавами.
— Что ж, давайте ее сюда.
Продавщица принесла кофточку, Женя скрылась в кабинке и выскользнула оттуда через пять минут.
— Ну как?
Прикусившая язык, Люба подняла вверх большой палец.
— Ты похожа на испанку. Или на итальянку с карнавала. В любом случае, стоит брать, это твое, без сомнения.
— Вот в этом и встречу Новый год, — с достоинством проговорила Женя.
Блузка стоила очень недешево, ей пришлось выложить за нее все свои сбережения.
— Теперь я совсем пустая, — призналась она Любе, расплатившись в кассе за покупку. — Даже на колготки не хватит. Придется ждать, пока дядя подбросит деньжат по случаю праздников.
Брат Жениной матери, Святослав Арнольдович, работал врачом в хозрасчетной поликлинике и иногда баловал любимую племянницу. Впрочем, мать приучила Женю не слишком рассчитывать на его помощь и разрешала принимать подарки лишь изредка.
— Если что, я тебе одолжу сколько нужно, — пообещала Люба, никогда не испытывавшая стеснения в средствах.
— Спасибо, — поблагодарила Женя.
В последующие дни она занималась сборами: гладила концертную блузку и юбку, упаковывала необходимую парфюмерию и маленькие новогодние сувениры, которые приготовила для Любы, Санька и еще нескольких парней и девчонок, с которыми тесно общалась. Для Лося Женя еще пару дней назад купила красивую ароматическую свечу в форме контрабаса, а для концертмейстерши Анны Анатольевны — нарядный газовый шарфик.
Мать глядела на ее хлопоты с печальной улыбкой. Жене было ее безумно жалко: никогда прежде на новогоднюю ночь они не расставались. Даже когда Женя встречалась с кем-нибудь из кавалеров, этот праздник она всегда проводила дома, так уж было заведено с той самой поры, как ушел отец. Ей захотелось хоть чем-нибудь утешить мать.
— Мамуль, ты не переживай. Я вернусь, и мы отпразднуем Рождество.
— Я вовсе не этим огорчена, — со вздохом произнесла Ольга Арнольдовна.
— А чем же тогда?
— Волнуюсь за тебя. Вдруг простынешь там, ноги промочишь. Сейчас самое гриппозное время, потом будешь все праздники валяться с температурой.
— С чего это я вдруг буду ноги мочить? Я ж не маленькая.
— Кто тебя знает, — неопределенно проговорила мать.
Вид у нее оставался подавленный, и Женя, для того, чтобы развеселить ее, решила продемонстрировать новые шмотки. Она надела джинсы и кофточку, сунула ноги в лодочки на высокой, тонкой шпильке и прошлась перед Ольгой Арнольдовной, как на подиуме.
— Неплохо, — одобрила та. — На мой взгляд, каблук мог быть и поменьше. Слишком уж ты высокая в этих туфлях. И ноги ну прямо от шеи растут.
— Это комплимент? — рассмеялась Женя.
— Понимай, как хочешь, — улыбнулась мать. — Во всяком случае, парню, который захочет пригласить тебя на танец, нужно иметь приличный рост. Лучше — начиная от метра восьмидесяти. Саша под эти стандарты, пожалуй, подойдет.
«А Женька?» — неожиданно подумала Женя. Она вдруг отчетливо представила его рядом с собой — худого, в бесформенном, растянутом свитере, который он носил, не снимая, на все репетиции. Стиль явно не соответствовал. Пожалуй, стоило подыскать для новогоднего бала что-нибудь поскромней, да и каблуки снять.
«А, ладно, — решила Женя, — все равно он ни за что ко мне не подойдет. И танцевать я, наверняка, буду с Саньком — напоследок, перед разлукой».
Она сняла вещи, аккуратно разложила их по пакетам и засунула в дорожную сумку.
Вечером накануне отъезда они созвонились с Любой.
— Я поставила будильник на семь, — сообщила та.
— А я на шесть тридцать.
— Зачем так рано? — удивилась Люба.
— Мне надо. Я привыкла иметь в запасе много времени.
— Ну хорошо. Не забудь, Баррикадная, центр зала. Гуд бай.
— Бай. — Женя повесила трубку.
У нее с самого утра болела голова. Где только она сегодня не была — и на курсах, и в библиотеке. И в гастрономе — покупала еду в дорогу. Устала, как собака. Сейчас — в душ и на боковую.
Женя оккупировала ванную, провела в ней не меньше сорока минут, затем высушила волосы феном, выпила таблетку цитрамона и улеглась спать.
Она проснулась от какого-то толчка. Ей что-то снилось. Кажется, связанное со Столбовым. Ну да, точно, ей снилась конференция. Огромный зал, куча народу, все смотрят на нее, стоящую на кафедре. Женя оглядывается в поисках Столбового, но почему-то его рядом нет. И вообще нигде нет. Вместо него в первом ряду она видит Женьку Карцева. Тот глядит на нее внимательно и серьезно, ожидая, когда Женя начнет доклад. Она хочет открыть рот и произнести первую фразу, но вдруг ее охватывает страх. Это даже не страх, а ужас. Женя не понимает причины этого ужаса, и от этого ей делается еще хуже. Ей хочется бежать прочь — с кафедры, из зала. Где же, черт возьми, Столбовой, почему он бросил ее на произвол судьбы? Женя шагнула вперед, нога ее нависла над пустотой. Она вздрогнула и открыла глаза…
