— Это неинтересно, — проговорил он тем же тоном, что и тогда, в троллейбусе. Осторожно отстранил от себя Женю и лег, закинув руки за голову.
— Неправда. Мне интересно все, что тебя касается.
— Только не это.
Она ласково погладила его по волосам.
— Может быть, твою мать можно вылечить?
— Женя, не лезь не в свое дело. Ее нельзя вылечить. Вернее, ее уже лечили. Много раз.
— И что? Безрезультатно?
— Почему? — Женька усмехнулся. — То, что ты сейчас видела, называется состоянием ремиссии.
Она молчала, закусив губу. Значит, Женькина мать душевнобольная? И он вынужден жить с ней под одной крышей, общаться каждый день. А вдруг она болеет уже много лет? С самого его детства?
— Жень, а отца ты разыскать не пробовал? Может, он помог бы вам?
Его лицо напряглось.
— Я же тебе ясно сказал — отца не было. Никогда.
— Но не от Святого же Духа ты родился? — мягко пошутила Женя.
— Именно, что от святого. Все. Не будем об этом. Я не хочу.
— Как хочешь. — Она прижалась к нему и поцеловала в губы.
Он ответил на поцелуй. Половицы за дверью по-прежнему скрипели, тягостно и непрерывно, будто по ним ходил слон. «Все это теперь мое, — мелькнула у Жени в голове. — Все, что до этого нес он один. И эта убогая квартирка, и эта жутковатая, оплывшая женщина с рыбьими глазами. И едкий запах хлорки, от которого в лице не остается ни кровинки. Все это не менее важно, чем институт, диплом и дальнейшая карьера».
13
Она очутилась дома лишь в десять утра. От Женьки до нее было полтора часа езды. Женя торопилась изо всех сил, опасаясь, что не застанет мать, и та уйдет на работу. Выходные кончились, Ольга Арнольдовна в половине двенадцатого должна была быть на службе.
Женя отперла дверь и нос к носу столкнулась с матерью.
— Явилась. — Та с невозмутимым видом сняла с вешалки пальто. — Я ухожу. Завтрак на плите, обед в холодильнике.
— Подожди. — Женя взяла мать за руку.
— Что еще?
— Перестань сердиться. Я ничего дурного не сделала. Может быть у меня личная жизнь?
— С почтальоном? — Ольга Арнольдовна вложила в это слово столько презрения и ненависти, что прозвучало, как ругательство.
— Какая тебе разница? — возмутилась Женя. — Да хоть с гробовщиком. Разве имеет значение, кто кем работает?
— Имеет. Пусти, мне пора идти. — Ольга Арнольдовна осторожно отодвинула ее с дороги.
— Ладно. Раз так… — Женя не договорила.
Молча дождалась, пока мать скроется за дверью, потом в сердцах громыхнула замком.
— Какие мы все чистенькие, ё моё!
На душе у нее было муторно и противно. Мать откровенно раздражала ее. Все раздражало: необходимость прямо сейчас, с порога, засесть за учебники и конспекты, звонить Столбовому, объясняться за вчерашнее. Ей казалось, она заразилась от Женьки острой формой мизантропии.
Она сняла верхнюю одежду и прошла в свою комнату. От джемпера и от волос ощутимо пахло хлоркой. Женя вспомнила, как Женька утром сказал ей о своей матери: «Она каждый день полы моет «Доместосом». Ей кажется, вокруг полно микробов».
Она поежилась и настежь распахнула форточку. Ее мать еще не знает главного: вечером они снова договорились встретиться. Женька предложил, а Женя не могла ему отказать.
Со шкафа мягко спрыгнул Ксенофонт. Потянулся всеми четырьмя лапами, сначала передними, потом задними, широко зевнул, показав розовую, клыкастую пасть.
— Здравствуй, дорогой, — поприветствовала его Женя.
— Мурр-мяу, — ответил кот и приблизился, собираясь запрыгнуть на руки.
— Нет, нет, сейчас не до тебя. — Женя принялась переодеваться.
Ксенофонт обиженно поднял хвост и улегся поперек компьютерного стола.
— Ну, что ты за кот? — укорила его Женя, застегивая домашний халатик. — Вечно всем мешаешь.
Она прогнала Ксенофонта и включила монитор. Тотчас у нее заболела голова, будто в висок воткнули отвертку. Женя, сощурившись, напряженно всматривалась в экран. Кажется, вчера она успела это прочесть. Или нет? Она абсолютно не помнила, на чем остановилась перед тем, как ехать к Женьке. Женя решила перечитать текст заново и вернулась к началу главы.
Строчки отчего-то прыгали, смысл, заключенный в них, куда-то ускользал. Она крепко зажмурилась, потом открыла глаза и снова уставилась на монитор — ничего не помогло.
Затрещал телефон. Женя встала и взяла трубку.
— Женечка! — Она узнала голос Столбового.
— Добрый день, Николай Николаевич. Простите, что не позвонила вам вчера.
— Ничего страшного. Как вы себя чувствуете?
— Нормально, — удивленно ответила Женя.
— Как ваше горло?
— Горло?
— Ваша мама сказала, что вы подхватили ангину.
— Она так сказала? — Женя потихоньку начала понимать.
Видимо, Столбовой, не дождавшись ее звонка, позвонил сам и попал на мать. Та не стала говорить ему, что Жени нет дома, а соврала про болезнь.
— Женя, вам надо хорошенько отлежаться. С ангиной шутки плохи.
— Да, но… как же конференция?
— Бог с ней. Вы мне нужны здоровой. Вызовите врача, и не выходите из дому по крайней мере дня три-четыре. Если будут силы, почитайте в Интернете мои новые статьи. Но только, если будут силы.
— Хорошо, — растерянно проговорила Женя.
— Всего доброго.
— До свиданья.
Она положила трубку, чувствуя, как горят щеки от стыда. Господи, до чего она дожила — врет преподавателю так, как это вечно делает Любка! А главное, радуется тому, что ей нежданно-негаданно выпало три дня полной свободы!
Из коридора послышалось глухое урчание. Женя выбежала в прихожую и вынула из сумочки сотовый. Экран содержал в себе эсэмэску от Любы.
«Привет. Чем занимаешься?»
— Ага! — рассердилась Женя. — Теперь она интересуется.
Она быстро забегала пальцами по кнопкам, набирая ответное сообщение.
«Разношу почту вместе с Карцевым».
Ей показалось, что мобильник затих в изумлении, отражая Любкино состояние. Потом пришел ответ.
«Ты это серьезно?»
«Серьезней некуда», — злорадно улыбаясь, написала Женя.
«Желаю удачи», — обиделась Люба.
— Так-то! — торжествующе проговорила Женя и, взяв телефон с собой, поспешила обратно в комнату.
Позабыв про включенный компьютер, она уселась на диване, и принялась набирать номер, который дал ей Женька сегодня, перед ее уходом.
