— Верно, — совсем тихо проговорила она.
— Знаю. — Столбовой вздохнул. — Помню себя в эти годы. Мне курсовую защищать, а я возьми и влюбись по уши в однокурсницу. Да еще и безо всякой взаимности.
— Без взаимности? Вы? — изумилась Женя.
— А чему вы удивляетесь? Думаете, я был эдаким, как сейчас принято говорить, мачо, и девушки штабелями падали к моим ногам? — Столбовой хитро подмигнул.
— Ну… — Женя неопределенно пожала плечами, давая понять, что именно это она и думает.
Столбовой весело рассмеялся.
— Должен вас разочаровать. Это сейчас, когда мне перевалило за шестьдесят, я выгляжу еще более или менее. Стараюсь держать марку! — Он картинно поправил галстук, распрямил плечи, не переставая задорно и озорно улыбаться Жене. — А вот лет в двадцать я ничем не мог щегольнуть: ни внешностью, ни комплекцией. Моей возлюбленной нравились бравые парни, с косой саженью в плечах, а на меня, дохляка, она и не смотрела.
— Вы страдали? — немного осмелев, спросила Женя.
— Еще как! Потом, правда, это прошло. Годам к тридцати я как-то выправился, и женщины почтили, наконец, меня своим вниманием. Не скрою, мне это было ох как приятно. — Столбовой слегка коснулся пальцами своей роскошной седой шевелюры и замолчал.
Женя смотрела на него с интересом и благодарностью. Он захлопнул тетрадь и через стол протянул ей.
— Держите. Поработайте как следует, так, как вы это умеете. И помните, Женечка, вы еще счастливая: все, как говорится, при вас, не нужно ждать до тридцати и более. Лишь бы избранник оказался достойным. Тот, кто вас любит по-настоящему, должен понять, что у вас сейчас трудный период — подготовка к госэкзамену.
— Спасибо, Николай Николаевич. — Женя встала. — До свиданья.
— С Богом, — произнес Столбовой.
Она вышла из аудитории и стала спускаться по лестнице. Ей показалось, что ее будто бы слегка знобит. «Не хватало еще простыть», — забеспокоилась Женя. Она зябко поежилась и плотней укутала горло шарфом. Ее медленно, но верно охватывала паника.
Столбовому легко говорить «поработай, как следует»! А как ей работать, когда днем она вертится, как волчок, а все вечера напролет торчит у Женьки в его халупе, где даже компьютера нет? Заниматься там? Это невозможно: за стеной вышагивает свои километры Зинаида, не давая ни на минуту сосредоточиться. Да и какие занятия в Женькином присутствии! Две трети из того времени, что они вместе, они проводят в постели. Женя много раз пробовала отменить хотя бы одно из их ежедневных свиданий или хотя бы перенести его на свою территорию, но не тут-то было. Стоило ей заикнуться о том, что сегодня они не увидятся, Женька тут же вставал на дыбы. Перед его гневом она отчего-то была совершенно бессильна и беспомощна. Происходило как раз то, чего Женя боялась в самом начале их отношений: чем дальше, тем больше она привыкала подчиняться, игнорируя собственные интересы, усталость, плохое самочувствие. Ему достаточно было погладить ее по голове, взять на колени, сказать на ухо «Пичужка», и Женя таяла, как воск под воздействием пламени. Такое положение вещей ее откровенно угнетало, но поделать с собой она ничего не могла…
…Выйдя из института на улицу, Женя ощутила себя совсем разбитой. По тротуару неслась колючая пурга, сухой, как пенопластовые крошки, снег моментально забился в рот и нос, мешая дышать. Тело ломило, лоб горел.
«Я, действительно, заболеваю», — с тоской подумала Женя. Она вспомнила, что до сих пор не позвонила Женьке, а он, наверняка, уже давно ждет, когда она объявится. С трудом удерживаясь на ногах под пронизывающим ветром, Женя вытащила из сумочки мобильник и оледеневшими пальцами набрала номер. Женька отозвался сразу.
— Ты где, Пичужка?
— Только что была на консультации. Освободилась пять минут назад.
— Вот и отлично. Тебя встретить, или сама доберешься?
Женя почувствовала, что вот-вот упадет от усталости и изнеможения.
— Женька, я, кажется, подцепила грипп. У меня жар. Ты прости, я поеду домой.
— Зачем тебе домой? — тут же возразил он. — Тем более, езжай ко мне. Мать целую банку меда притащила из магазина, будем тебя лечить.
— Нет, Жень, я не хочу меда. Я хочу к себе. Мне очень много нужно сделать к четвергу.
— Ну, как хочешь, — холодно произнес Женька.
Это был его коронный номер. Он никогда не злился громко, не повышал на нее голос — просто становился убийственно равнодушным и совершенно чужим: как будто бы и не он только что сжимал ее до боли в объятиях, шептал ей забавные и ласковые словечки, трогательно и нежно заботился, оберегая от всякого пустяка.
Именно этого мгновенного отчуждения Женя и не могла перенести, оно резало ее по сердцу, точно ножом. Сейчас от Женькиных слов она почувствовала все ту же острую боль.
— Пойми, мне, правда, очень плохо, — проговорила она жалобно.
— Понимаю. Со мной тебе будет гораздо лучше. Вот увидишь.
— Мне нужен компьютер.
— Больной гриппом? Тебе нужен горячий чай и отоспаться.
— Ты рассуждаешь, как человек, которому нет дела до того, завалю я диплом или нет!
— Мне есть дело до тебя. А на твой диплом я плевать хотел.
Женя подумала, что у нее вот-вот кончатся деньги на телефоне и проговорила устало и безнадежно:
— Ладно. Я приеду. Только выйди к остановке, а то меня ветром унесет.
— О’кей.
Она из последних сил побрела к метро, проклиная себя за бесхребетность. Еще один вечер пропал. И завтра пропадет. Она не может без Женьки. Он стал для нее как наркотик. Неужели они встречаются лишь полтора месяца? Жене казалось, что прошла целая жизнь. Любовь, еще так недавно полоскавшаяся крыльями у нее за спиной, теперь, точно пудовая гиря, тянула к земле. Она не может без него. Не может. О каком дипломе вы рассуждаете, уважаемый профессор? Той Жени Зиминой, которая мечтала стать доцентом на кафедре, больше нет. Есть другая Женя, она же Пичужка, она же полная дура…
…Женя ступила на эскалатор и едва не загремела вниз по ступенькам, поскользнувшись на осколке льдинки. Какой-то мужчина в шапке со спущенными ушами удержал ее за локоть.
— Девушка, осторожней. Так можно все кости себе переломать.
— Спасибо, — слабым голосом поблагодарила Женя.
— Не за что. Вы очень бледная. Может, вам стоит обратиться к врачу — здесь внизу, на станции, есть медпункт.
— Нет, я в полном порядке. — Она доехала до платформы, села в поезд.
Вагон был битком, шел час пик. Женя ехала и дремала. Иногда поезд бросало из стороны в сторону, и тогда она просыпалась, машинально хватаясь за поручень. Потом, так же мучительно долго, она тряслась в троллейбусе…
Женька подхватил ее прямо с подножки. Видно, он давно ждал на остановке — его волосы и куртка были сплошь облеплены снегом. Женя, как тряпичная кукла, обмякла в его руках.
