Женя покачала головой.
— Я никуда не уйду. Но когда-нибудь, честное слово, возьму сковородку и тресну ею по твоей упрямой башке.
Он прищурился и произнес со странным выражением:
— Ну, это еще не самое страшное.
20
Наконец наступил долгожданный март. Солнце припекало все жарче и жарче, и под его натиском сугробы сдались и начали таять. Дни стали светлыми и длинными, в воздухе отчетливо повеяло весной.
В канун Восьмого марта Лось объявил о том, что в начале апреля ожидается новая поездка, на этот раз в Курск. Женю это известие повергло в шок. Она запустила учебу настолько, что не знала, как свести концы с концами. Столбовой, прежде лояльно относившийся к ее откровенной халтуре, в последние недели стал терять терпение. Его тон сделался сухим, в глазах отчетливо читалось осуждение и недоумение. Если бы в придачу ко всему Женя сообщила ему о своем отъезде, наверняка он взорвался бы окончательно.
Однако не ехать с «Орфеем» ей тоже не хотелось. Хор стал неотъемлемой частью ее жизни, она любила его и благоговела перед ним — ведь именно он свел ее с Женькой. Женя решила, что пора браться за ум и проявить пресловутую силу воли, за которую ее прежде так расхваливали все знакомые и которая неизвестно куда подевалась с той памятной новогодней ночи в Питере. Это тем более необходимо было сделать, потому что Столбовой мог с минуты на минуту отказаться от руководства Жениным дипломом, сославшись на ее лень и безответственность.
Она наметила себе час-икс: им должен был стать ближайший понедельник. Объясниться с Женькой ей предстояло в воскресенье вечером. Женя нарочно отложила разговор с ним на самый последний момент — она не представляла себе, как скажет ему о том, что их ожидает минимум неделя разлуки. Тем не менее, никакого другого выхода не оставалось — диплом и Женька оказались вещами абсолютно несовместимыми и взаимоисключающими.
Она дождалась, пока они поужинают и выпьют чаю, перемыла посуду и прежде чем уйти в комнату, проговорила тихо:
— Жень, я должна кое-что тебе сказать.
Он глянул на нее удивленно.
— Скажи.
— Завтра я не приеду. И послезавтра тоже. До следующего понедельника, а, может, и дольше.
— Как так?
— Вот так. Буду спасать положение — или меня с позором выгонят из института.
— Опять твой институт, — сердито произнес Женька, оставаясь, впрочем, спокойным, вопреки Жениным опасениям. — Надоело.
— Ничего не поделаешь. — Она улыбнулась, надеясь перевести беседу в шутку. — Профессору тоже надоело выслушивать мою ахинею.
— Пошел твой профессор! — грубо ответил Женька.
Развернулся и, ни слова больше не говоря, вышел из кухни. Женя поспешила следом. В тесном коридорчике они нос к носу столкнулись с Зинаидой — у той в руках, как всегда, была тряпка и бутылка «Доместоса», она готовилась заступить на ночную вахту по поддержанию чистоты. Женька налетел на мать, едва не сбив ее с ног. Зинаида испуганно взвизгнула и ухватилась за Женю.
— Тихо, тихо, — проговорила та мягко. — Спокойно. Ничего не случилось. Уйди с дороги, — велела она Женьке.
Он пробормотал что-то ругательное, но отодвинулся в сторону. Зинаида, тревожно озираясь, шмыгнула в кухню.
— Перестань себя так вести. — Женя глядела на Женьку с укором.
— Ты еще будешь меня учить в собственном доме. — Он с силой толкнул дверь и зашел в комнату.
— А ты еще будешь мне хамить! — рассердилась она.
Он повернулся к ней лицом.
— Прости. Я не нарочно. Просто вырвалось.
— Хорошо. Прощу. — Женя прикрыла дверь у себя за спиной.
— Ты приедешь завтра?
— Я же сказала — нет.
— Пичужка! — В его глазах мелькнула паника.
Ей стало страшно. Именно этого она и опасалась больше всего.
— Прекрати, Женька. Слышишь? Не нужно так смотреть. Я никуда не денусь, буду у себя дома. Ты, в конце концов, можешь приехать ко мне, но именно ты, а не я.
— Я не приеду.
— Дело хозяйское. Но тогда нечего устраивать сцены.
Он помолчал. Потом кивнул.
— Ладно. Ты приедешь послезавтра.
— Не валяй дурака. Я ясно сказала, минимум — через неделю.
— Это значит — никогда.
Женя покачала головой.
— Ты просто ненормальный. Хуже, чем твоя мать. Тебе надо к врачу.
— А ты… ты… ты тупая, черствая карьеристка! И души у тебя нет, одни формулы.
— Это у тебя нет души. Ты сам говорил.
— Ладно, смейся. — Женька отошел от нее и с размаху плюхнулся на тахту. — Можешь хоть сейчас валить отсюда. Мне плевать.
Она стояла у порога и смотрела на него в отчаянии. Ну и как ей быть? Послать его к чертовой бабушке и уйти? Это было бы правильнее всего. Но как уйдешь, когда сердце разрывается на части? Попробовать еще раз уговорить его? Бесполезно. Он просто не слышит ее.
— Жень, — окликнула она тихонько.
— Замолчи. Тебя здесь нет. — Он отвернулся к стене.
Она постояла еще минуту, потом медленно побрела в прихожую. Сняла с вешалки пальто. Из комнаты не доносилось ни звука, зато на пороге кухни показалась Зинаида.
— Уходишь? — На ее детски простодушном лице отразилось удивление. Еще бы, Женя на ночь глядя никогда не покидала их квартиру.
— Ухожу. Вы идите к себе, а то Женька будет злиться.
— А почему уходишь? — не обращая внимания на ее слова, спросила Зинаида.
— Потому что мне нужно. У меня дела.
— Больше не придешь?
Женя закусила губу. Господи, да они одинаковые, мать и сын. Оба, как пятилетние дети.
— Приду, Зинаида Максимовна. Обязательно приду.
— Тогда ладно. — Зинаида удовлетворенно кивнула и скрылась в ванной.
Женя полностью собралась, отперла замок.
— Жень, я ушла. И не звони мне, чтоб не отвлекать. Лучше сообщение пришли.
Ответом ей было гробовое молчание. Она вздохнула и вышла за дверь.
Придя домой, Женя сразу улеглась, намереваясь утром встать, как можно раньше. Но едва она закрыла глаза, раздался сигнал мобильного. На экране светилось сообщение:
«Пичужка, ты дура».
«Сам дурак», — написала Женя. Подумала и прибавила: «Не мешай мне спать».
Через минуту телефон звякнул снова. Женя, не отрывая голову от подушки, надавила на кнопку и отключила аппарат. Все! На сегодня с нее хватит. А завтра она что-нибудь придумает.
К ее удивлению, она довольно быстро уснула. А когда проснулась, первые пару минут не помнила о том, что произошло вчера вечером.
