Ее взгляд привычно остановился на тумбочке, где лежал мобильник. Женя увидела мертвое табло, и сердце ее екнуло. Она никогда не отключала телефон, чтобы в любой момент Женька мог связаться с ней. Даже ночью, если вдруг это было бы необходимо.
Женя сразу все вспомнила. Ее охватило гнетущее чувство тревоги. Интересно, как он там? Утихомирился или продолжает беситься? Позвонить ему что ли? «Нет, звонить не буду, — решила она минуту спустя. — Но телефон включу. Мало ли что?»
Едва вспыхнул экран, на него кипой посыпались сообщения. Женя схватилась за голову. Очевидно, Женька слал их всю ночь — в час по несколько штук. Содержание сначала было язвительным и злым.
«Женька, ты идиотка». «Твой профессор — мудак, а ты — полная дура» и так далее в том же духе. Потом тон стал меняться, становясь все более отчаянным: «Пичужка, отзовись. Почему ты молчишь?» «Мне плохо без тебя». «Женя, так нельзя. Когда пишут, надо отвечать». И, наконец, под занавес, возник и вовсе крик души: «Пичужка!!!»
У нее даже сердце разболелось при чтении этих жутких посланий. Она готова была все бросить и поехать к нему. К счастью, в это время проснулась мать. Увидев дочь в одной ночнушке, босую, сжимающую в руках телефон, Ольга Арнольдовна решительно подошла к дивану и потребовала:
— Дай сюда!
Не дожидаясь, пока Женя отреагирует на ее слова, она выхватила у нее мобильник и, даже не взглянув на экран, отключила его снова. Затем положила его на тумбочку и произнесла удовлетворенно:
— Так-то лучше будет.
Женя смотрела на мать безумными глазами.
— Включишь через три часа, — спокойно проговорила та. — И ровно на двадцать минут.
Женя кивнула, понимая, что это единственный выход из сложившейся ситуации.
Ольга Арнольдовна чуть не за руку отвела ее в ванную, затем на кухню. Накормила завтраком и усадила за компьютер.
— Сиди и работай. Ни о чем не думай. Если твой Карцев не психбольной, то переживет. А если… — Мать, не договорив, махнула рукой и вышла, оставив Женю одну.
Та, стиснув зубы, принялась за дело. Ей всегда было присуще умение концентрироваться, и сейчас Женя использовала это умение на полную катушку. Она буквально вгрызалась в компьютерный текст, моментально отсекая все несущественное и маловажное, — и цепко выхватывая самую суть. Через три часа ровно четверть дипломного проекта была приведена в божеский вид. Оставалось лишь распечатать первую главу на принтере — и можно было нести ее на показ к Столбовому.
Женя в изнеможении откинулась на спинку стула и так сидела минут пятнадцать, закрыв глаза и глубоко дыша. Почувствовав, что силы понемногу возвращаются, она встала и включила телефон. Корзина за это время пополнилась десятком новых «эсэмэсок». Женька все так же призывал ее откликнуться и не молчать. Она поколебалась и написала ему: «Если хочешь, чтобы все было хорошо, перестань дурить. Ты всю зарплату угрохаешь на телефон».
Он тут же ответил: «Хоть две зарплаты! Мне не жалко. Только не исчезай больше так надолго».
«Я напишу еще, но вечером», — пообещала Женя и, не дожидаясь новой реплики, вырубила сотовый.
Мать по-прежнему оставалась дома, хотя ей давно пора было уходить. Она возилась в кухне, гремела кастрюлями, до Жени долетал вкусный запах борща.
— Обедать! — крикнула Ольга Арнольдовна минут через десять.
Женя послушно притащилась и уселась за стол.
— Ровно в восемь мы идем гулять, — безапелляционным тоном объявила мать. — А ровно в десять ты ляжешь спать.
— Ага. — Женя вяло хлебала борщ.
Аппетита не было, но она заставляла себя глотать ложку за ложкой. Ольга Арнольдовна молча наблюдала за тем, как она ест.
— Ты написала ему?
— Да.
— И что?
— Не знаю. — Женя пожала плечами. — Я не читала ответ.
— Вот и умница. Нельзя же вдвоем сходить с ума, кто-то должен оставаться в добром здравии. — В ее голосе впервые Женя не слышала злости. Впервые, когда речь шла о Женьке.
— Мам, я люблю его. — Она кинула ложку на скатерть и уронила голову на руки.
— Люби. А борщ при чем? Борщ-то доешь, ты ж проголодалась, с утра, не разгибаясь, сидишь.
Женя слабо улыбнулась и покачала головой:
— Ведь правда, он ничем не хуже твоего Санька!
— Хуже. В сто раз. К сожалению, Сашу это не спасает. Лучше или хуже — не главное.
— А что главное?
— Наверное то, что… он нужен тебе, невзирая ни на что. Что ты готова страдать из-за него. Саша с радостью сам пострадал бы из-за тебя, но тебе это без надобности.
Женя с готовностью кивнула.
— Я обещала написать ему вечером.
— Напишешь. Ты теперь все отлично успеешь. Только ешь, прошу тебя.
Женя вздохнула и снова взялась за ложку.
После обеда она правила уже готовый текст. Потом сверяла его со статьей Столбового. Потом подбирала практические материалы. И так — до половины восьмого.
Без четверти восемь она послала Женьке новое сообщение: «Как дела? У меня все в порядке. Целую».
«Можно тебе позвонить?» — написал он в ответ.
«Нет. Лучше будем общаться молча».
«Что, всю неделю?!» — Жене показалось, что она слышит, каким голосом он это сказал. Она нервно сглотнула и написала: «Да, всю неделю». Ответ оказался кратким: «Сдохнуть можно!»
Женя улыбнулась и ответила: «Не сдохнешь. Спокойной ночи».
На сей раз, чтобы отключить телефон, ей не потребовалось таких неимоверных усилий, как утром. Она почти успокоилась. Рядом, за стенкой, была мама, которая по какой-то счастливой случайности перестала быть ей врагом и стала, как прежде, союзницей.
Они пошли гулять и гуляли целый час, до девяти. Сначала молчали, потом понемногу начали разговаривать. Ощущение было таким, будто они не виделись давным-давно. Да, собственно, так оно и было. Темы для беседы выбирала Ольга Арнольдовна — о погоде, об институте, о новом, вышедшем на экран фильме, о чем угодно. Только не о Женьке и не о Жениных к нему чувствах.
За следующую ночь количество «эсэмэсок» уменьшилось вдвое, а в течение дня и вовсе не пришло ни одной. Женя поняла, что Женькины финансы подошли к концу, хоть он и впаривал ей насчет двух зарплат. Она была даже рада этому обстоятельству — ей, наконец, удалось втянуться в работу и не хотелось отвлекаться. К вечеру среды диплом начерно был готов. Женя позвонила Столбовому и попросилась в четверг на консультацию. Тот выслушал ее и холодно поинтересовался:
— Вы уверены, что сможете показать мне что-то новое?
— Уверена, Николай Николаевич. Я бы не звонила.
— Хорошо, — проговорил Столбовой. — Завтра, в десять. Надеюсь, вы отвечаете за свои слова.
