…Женя оторвалась от конспектов и задумчиво уставилась в стену. Так было тогда, много лет назад. А теперь… теперь все гораздо проще. Ей предстоит постоять не за кого-то, кто нуждается в ее помощи, а за саму себя. Она должна справиться, ведь на карту поставлена ее профессиональная честь.
27
Женя нашла Женьку на его излюбленном месте — в коридоре на подоконнике. Ей показалось, что он ждал ее. Ее охватило радостное предчувствие: не зря, значит, она сегодня плюнула на все дела и притащилась на репетицию.
Он смотрел на нее, не отворачиваясь, и в глазах у него не было давешней злости и неприязни.
— Здравствуй, — сказала она ему и улыбнулась.
Женька небрежно кивнул, но ничего не произнес.
— Может, поговорим, наконец?
— О чем?
— О том, для чего ты отключаешь телефон. О том, почему тебя невозможно застать дома. А еще о том, что ты делал возле института.
Его лицо вмиг точно окаменело: стало замкнутым и отчужденным.
— С чего ты взяла, что я там был?
— Любка сказала.
— Тебе какая разница? Был и был, мое дело — зачем.
— Большая. — Женя сделала шаг вперед и встала совсем близко от окна. — Женька, давай помиримся. Я тебя очень-очень прошу.
— И не проси. Защищай свой диплом, успехов тебе.
— Да не буду я у него заниматься! Я имею в виду, у Столбового.
— Не произноси при мне этого имени.
— Хорошо. Не буду. И ходить к нему на консультации тоже не буду. Честное слово. Так тебя устраивает?
Женька глядел на нее, слегка склонив голову на бок.
— Не знаю. Надо подумать.
Ей захотелось стащить его с подоконника и залепить пощечину, такую звонкую, чтобы в зале было слышно.
— Думай. — Она повернулась и стремительно пошла от него.
Перед глазами была пелена. Снова слезы — кажется, она наплакала их уже целый океан. А ему все до лампочки. Он просто издевается над ней, и никакое трудное детство не может служить этому оправданием! Нужно забыть его. Перевернуть страницу и начать с чистого листа. Ей даже в партии перед ним стоять противно, она немедленно попросит Лося, чтобы тот поменял ее местами с кем-нибудь из девчонок.
— Женя! — Она вздрогнула и остановилась. И тут же поняла, что окликнул ее не Женька, а Санек.
Он стоял у самого порога — при входе в зал.
— Жень, ты плачешь?
— Нет, я смеюсь! — Злость на Женьку требовала выхода, и он нашелся. У Жени даже ноздри раздулись от гнева.
— Ну, прости, что достаю, — мягко и потерянно произнес Санек. Подошел ближе, ласково тронул ее за плечо.
Гнев сразу улетучился, а вот слезы покатились в три ручья. Так всегда бывает, когда кто-то начинает тебя жалеть и делает это умеючи.
— Женя, ну, Женя. — Санек обнял ее и уволок куда-то в угол, подальше от любопытных глаз. Усадил на стул, дал свой платок. — Успокойся. Все будет хорошо.
— Ничего не будет хорошо! — Женя, всхлипывая, мотала головой.
— Да почему? Ну полаялись вы с Жекой, с кем не бывает. Мне Чакина рассказала, по какому поводу. Помиритесь еще сто раз.
— Не буду я с ним мириться! Он козел!
— Не хочешь, — не мирись. — Санек улыбнулся обезоруживающе. — Только не плачь. Я твои слезы видеть не могу, у меня от них зубы начинают болеть.
Женя тоже улыбнулась, хлопая мокрыми ресницами.
— Глупости. От слез зубы не могут болеть.
— Смотря от чьих. — Санек забрал у нее платок и сам осторожно вытер ее лицо. — Вот так будет лучше.
Они смотрели друг на друга и продолжали улыбаться, он — ласково и дружелюбно, она — печально.
— А если честно, есть совсем простой выход, — произнес Санек неожиданно.
— Какой выход?
— Чтобы помириться вам с Карцевым.
— Я же сказала, не хочу с ним мириться.
— Это ты сказала. А твои глаза говорят противоположное. — Санек вздохнул, но так мимолетно, что Женя не успела этого заметить.
Она молча и с ожиданием глядела на него.
— Мы ведь совсем скоро уезжаем в Курск. Неделю там пробудем. Помелькаете друг у друга перед носом, все обиды как ветром сдует. Помяни мое слово.
В сердце у Жени шевельнулась надежда. Может быть. Может Санек и прав: в конце концов — сколько месяцев Женька смотрел на нее, не решаясь подойти до той поездки в Петербург? А там за один День осмелел, да еще до какой степени.
Санек добродушно усмехнулся.
— Вижу, тебе полегчало.
— Да, спасибо. — Женя потянулась и поцеловала его в щеку.
В ответ он привлек к себе. В его объятиях было так спокойно, уютно, так надежно. Только дышалось все так же ровно, и мурашки по телу не бегали — как тогда, когда ее обнимал Женька. А жаль. Из них с Саньком получилась бы замечательная пара, и не нужно было бы решать никакие проблемы.
Женя даже глаза прикрыла, мечтая о несбыточном. А, открыв, увидела Женьку. Тот стоял в двух шагах и, скрестив руки на груди, внимательно смотрел на них. Она поспешно отодвинулась от Санька и начала приглаживать волосы.
Женька постоял еще несколько секунд и двинулся к станкам. Женя вспомнила о своем желании не стоять перед ним, решительно поднялась со стула и направилась к Лосю. Это потом, в поездке, они должны будут помириться, а сейчас они враги. Нечего ему пялиться на ее спину, пусть разглядывает Нику — та будет счастлива.
Дирижер выслушал Женину просьбу и пожал плечами.
— А в чем собственно дело, Женя? Чем вас не устраивает ваше место?
— Карцев сзади громко поет. Я сбиваюсь на чужую партию. — Она решила быть нахальной и беспардонной. Пусть о ней думают, что угодно.
— Но он же всегда стоял за вами, и вы никогда раньше не жаловались.
— А теперь жалуюсь. Тем более, предстоит такая важная поездка.
— Ладно. Так и быть. — Лось кивнул. — Встаньте правее, между Машей и Соней.
— Спасибо.
Женя подошла к станкам, кинула на Женьку уничтожающий взгляд и встала туда, куда ей велели. Она готова была поклясться, что чувствует спиной его недоумение. «Вот и стой себе один, — колко проговорила она про себя. — Я к тебе больше на пушечпый выстрел не подойду. Только, если сам на коленях приползешь».
В течение репетиции она пела во всю глотку, но, несмотря на то, что Женька теперь был далеко, до нее долетал его голос. Женя даже пожалела, что она не среди сопрано — вот оттуда уж точно ей было бы его не слыхать.
После репетиции к ней подошла Люба.
— Как мама?
