— Администрация обязана консультироваться с дирекцией или с вышестоящей организацией. А так же со специалистами и с министерством по чрезвычайным ситуациям.
— Грамотный ответ, — не удержался от похвалы Григорянц. — Я думаю, довольно на этом, и…
— Позвольте еще минутку внимания, — нагло перебил Носов.
Григорянц покраснел от гнева, но сдержался и процедил сквозь зубы.
— Позволяю.
Носов опустил руки по швам, отвел глаза в сторону и произнес глуховатым голосом:
— Расскажите нам о рисках научного инвестиционного проекта.
Женя пришла в замешательство. Столбовой ничего не говорил ей по этому поводу. Во всех материалах эта тема шла отдельным пунктом и требовала обстоятельного разбора. Она не была готова обсуждать ее сейчас, перед кафедрой, и тем более в отсутствие руководителя.
В зале воцарилось молчание. Женя беспомощно глянула на Григорянца — тот за спиной у Носова делал ей какие-то знаки. Перегудова откровенно зевала. Аспиранты тихонько переговаривались между собой, девушки хихикали.
«Им всем плевать на меня, — с тоской подумала Женя. — Плевать на мой провал. Всем, кроме, разве что, Григорянца. Но и тот не особо напрягается, а мог бы выступить в мою защиту гораздо более активно».
Она не знала, что ей делать. Сказать, что не может ответить? Носов тут же обвинит ее в непрофессионализме и школярстве. Потом, на защите, он, без сомнения, припомнит все, что было сегодня. Присутствуй в зале Столбовой, он бы не дал ее в обиду, моментально поставив на место не в меру дотошного доцента. Но со Столбовым Женя рассорилась.
Она решила — будь, что будет. В конце концов, ее работа не может вмещать в себя абсолютно все, такого просто не бывает по определению.
— Это отдельный вопрос, — твердо проговорила Женя, глядя прямо в лицо Носову. — Им нужно заниматься специально, исследуя дополнительные материалы, которыми я сейчас не располагаю. Поэтому я не буду отвечать.
Доцент пренебрежительно хмыкнул.
— Очень мило! Почему это, позвольте узнать, вы не располагаете материалами, которые обязаны были изучить? Я… — Он вдруг покосился куда-то в сторону и неожиданно резко замолчал. Желтоватое лицо его сделалось пунцовым. — Да, пожалуй… пожалуй, вы правы, — проговорил он мгновением позже. Тон его утратил недавнюю уверенность и нахальство и стал растерянным. — Обсудим это в другой раз.
Женя увидела, как широко ухмыльнулся Григорянц, и поняла, что это победа. Полная, окончательная, но необъяснимая с точки зрения логики. Что произошло? Почему Носов в последний момент не захотел ее топить и добровольно сдался?
Перегудова достала из сумочки зеркальце и начала пудриться.
— Я думаю, на этом можно закончить. — Григорянц встал.
Женя принялась собирать листы в папку. Она чувствовала, как дрожат ноги. Ее не оставляло ощущение, что все это с ней уже было. Этот зал, пристальные взгляды, уставленные на нее, ощущение загнанности и беззащитности.
«Сон», — внезапно вспомнилось ей. Тот сон, который она видела, когда проспала на вокзал перед поездкой в Питер. Ей снилось, что она выступает с докладом, а Столбового нет в зале. Вместо него в первом ряду сидит Женька, сидит и смотрит на нее. Неужели подсознание уже тогда вывело связь между ними? Возможно ли, чтобы то, что нас ожидает, уже было написано заранее и лишь ожидало своего воплощения?
Женя сошла с трибуны вниз. В горле пересохло, адски хотелось пить. Сделать хотя бы глоток холодной воды. Она подняла голову и увидела Столбового — тот стоял у самой двери, скрытый от зала выступом стены. Их взгляды встретились. Лицо Столбового было серьезным и даже сумрачным. Женя поспешно опустила глаза, и тут же поняла, отчего так смутился Носов — побоялся связываться с именитым профессором.
К ней подошел Григорянц.
— Поздравляю. От всей души поздравляю. Если честно, я в полном восторге.
— Не надо, не поздравляйте, — сквозь зубы проговорила Женя. — Это все его заслуга. — Она кивнула в сторону Столбового и быстро пошла к двери.
За ее спиной слышался шепот. Женя стремительно прошла мимо профессора и скрылась в коридоре.
Только сейчас она ощутила, как невероятно устала. Ей захотелось немедленно сесть, но рядом не было ни одного стула. Где-то впереди раздавался веселый голос Перегудовой, она смеялась. Сзади шли аспиранты. Женя свернула на лестницу, спустилась вниз. Заглянула в буфет, купила бутылку минералки и с жадностью выпила один за другим два стакана. Ей стала немного легче, она пришла в себя.
Теперь можно со спокойной совестью ехать в Курск. Она сделала все, что могла — обошлась без помощи Столбового, если не считать того, что он спас ее от Носова. Но об этом Женя его не просила. Женька должен оценить ее жертву и вернуться. И он вернется, обязательно.
Она позвонила матери. Та тут же схватила трубку.
— Ну что, как?
— Все хорошо.
— Как приняли доклад?
— Сказали, что это серьезная заявка на будущую научную работу.
— Я тебя поздравляю!
— Спасибо, мамуль. Я еду домой. Зайти в магазин?
— Не нужно. Я уже ходила и все купила. Сейчас пеку пирожки.
— Ты только не перегружайся, а то снова давление подскочит.
— Не подскочит. Целую. Жду.
Женя дождалась трамвая, села в него и расстегнула куртку. Жарко. Совсем жарко. На улице, наверняка, не меньше пятнадцати тепла. А в Курске, небось, и вовсе жара. Интересно, где их поселят — снова в общежитии или в гостинице? Лось после поездки обещал дать ей соло, пусть совсем крошечное, в десять тактов, но все-таки. Он сказал, что Женя замечательно распелась. Она с удовольствием споет соло, а самая заветная мечта ее спеть что-нибудь вместе с Женькой. С ним наверное, приятно петь, у него такой хороший голос…
Женя вздохнула, прикрыла глаза, и принялась грезить наяву. Она не заметила, как доехала до дому. Из квартиры доносился упоительный запах свежеиспеченных пирожков.
— Женюся! — Ольга Арнольдовна раскрыла ей свои объятия. — Скорее, раздевайся и за стол. Я хотела тебе позвонить и сказать, чтобы ты пригласила Николая Николаевича. Конечно, это может показаться нескромным, но я ведь от всего сердца. Мы бы его напоили чаем.
Настроение у Жени сразу же упало. Елки зеленые! Мать же ни о чем не подозревает. Все это время она молчала о своем конфликте с профессором, опасаясь за ее здоровье. Но теперь придется во всем сознаться, а то, чего доброго, мать позвонит Столбовому с благодарностями, и тот раскроет ей глаза на их взаимоотношения.
Женя решила, что сделает это за ужином, постепенно. Они сидели в кухне и чаевничали. Ксенофонт хрустел сухим кормом.
— Знаешь, — тихо проговорила Ольга Арнольдовна. — Мне сегодня отец снился. Он пришел сюда, к нам, и сказал, что скучает. Особенно по мне. Представляешь, ну и сон.
