— Ты сядь, — пригласила Зинаида и подсунула Жене старый стул с жесткой спинкой. — Хочешь, я тебе еще карточек дам?
— Хочу.
Зинаида порылась в шифоньере и вытащила альбом, наподобие того, который показывал ей Женька, но только в два раза толще.
— Вот, гляди, тут много.
Женя смотрела, и у нее кружилась голова. Фотографий было действительно множество, и везде на них был Столбовой. Вот он в строгом костюме стоит на кафедре перед студентами, а вот в брезентовой куртке с рюкзаком за плечами — видно, собрался по грибы. А вот веселая компания у костра, и в центре нее Зинаида: волосы распущены по плечам, глаза сияют. Рядом снова Столбовой, улыбается, держит руку у нее на талии. Они же вдвоем в каком-то кафе. На столике бутылка шампанского и здоровенный арбуз. Они же в машине, Столбовой крутит руль, Зинаида смеется, положив голову ему на плечо. Еще, еще…
Женя почувствовала, что задыхается. Ей захотелось рвануть створку окна, чтобы комнату продуло сквозняком.
— Ну, как? — поинтересовалась Зинаида, бережно забирая у нее альбомы.
— Здорово. — Женя встала. — Вам что-нибудь нужно, Зинаида Максимовна? Хотите, я схожу в магазин?
— Нет. Лучше скажи, у тебя с собой случайно нет духов — тех, которыми ты обычно душишься?
— Случайно, есть.
— Дай чуть-чуть.
— Пожалуйста. — Женя принесла сумку, достала маленький флакончик «Зеленого чая» и протянула Зинаиде.
Та отвернула крышечку, с удовольствием втянула приятный, холодноватый запах, побрызгала себе на волосы, потом с сожалением вернула духи Жене.
— Возьмите, мне не нужно. — Та отвела ее руку.
— Спасибо, — обрадовалась Зинаида.
Женя поняла, что Женька был прав, когда утверждал, что мать теперь счастливее многих. Зинаида, действительно, пребывала в каком-то своем мире, где у нее все было замечательно. Столбовой мог приходить или не приходить — для нее главное было, что на стене висит его портрет, а в альбоме аккуратно расставлены фотографии, фиксирующие то, как они когда-то были счастливы вдвоем.
Жизнь, реальная, настоящая жизнь, осталась за бортом, и Зинаида не желала иметь к ней никакого отношения. Там же, за бортом, остался и Женька — кажется, Зинаида даже не понимала, что он ее сын. Он был для нее какой-то суровой, карающей фигурой, лицом, которое необходимо слушаться и которое не стоит выводить из себя. И только.
— Вы скучаете по Женьке? — спросила Женя на всякий случай, почти зная, каков будет ответ.
— Скучаю, — весело проговорила Зинаида и тут же прибавила. — Зато без него плита всегда чистая.
Женя кивнула.
— Ладно. Пойду я.
— Пока, — беспечно бросила Зинаида.
Проводила ее до двери, ревностно проследила, чтобы та переобулась на коврике и не испачкала пол.
Женя шла домой, и в груди у нее с новой силой нарастала боль. Этой болью была тоска по Женьке. Разлука погасила гнев, она снова испытывала к нему только нежность. Господи, когда же он, наконец, приедет! Нужно будет запихнуть в карман свою гордость и обязательно поговорить с ним. Сказать, что она полностью разделяет его точку зрения насчет Столбового. Полностью и целиком. И не обижаться, главное, не обижаться, что бы Женька не отчебучил в ответ на ее покаяние. Ведь это он не от силы, а от слабости, от беспомощности.
31
Прошло еще несколько дней. Наконец, при виде Жени палатная врачиха улыбнулась и проговорила:
— Лучше. Вашей маме значительно лучше. Еще чуть-чуть, и вы сможете забрать ее домой.
Вскоре Ольгу Арнольдовну действительно выписали. Больница находилась совсем недалеко от дома, и они с Женей не стали брать машину. Не спеша шли по солнечным улицам, Женя бережно поддерживала мать под руку.
— Как же хочется жить. — Ольга Арнольдовна с наслаждением вдохнула свежий и влажный весенний воздух. — Только побывав на шаг от смерти, понимаешь, что многое еще так и не успел испытать. Еще бы хоть десяток лет остаться на этом свете.
— Ма, что за глупости! — рассердилась Женя. — Ты совсем молодая. Люди живут до ста лет.
— Так это где живут — на Кавказе. Или в Тибете. Там все мудрецы и философы, ничего не принимают близко к сердцу.
— Вот и ты тоже не принимай.
— Легко сказать. — Мать улыбнулась. — Рада бы, да не могу. Свои проблемы никогда так не переживала, как твои.
— И напрасно. У меня нет никаких особых проблем.
Они зашли в кафетерий, выпили по стакану апельсинового сока и съели по маленькому, очень вкусному пирожному. Дома Женя, не взирая на протесты Ольги Арнольдовны, уложила ее в постель.
— Сегодня лежи. А завтра видно будет.
Она сбегала в магазин, приготовила, как могла, обед и ужин, немного убралась в квартире. На душе у нее, впервые за последние десять дней, было легко и спокойно. Кажется, все пришло в норму: мать дома, здоровье ее не вызывает опасения, с дипломом все уладилось. А главное, завтра должны вернуться ребята. Неужели — конец черной полосе?
Вечер прошел мирно и уютно. Они с матерью смотрели телевизор, пили чай и рано легли спать. Поезд из Курска должен был придти в девять утра. Уезжая, Лось предупредил, что в семь вечера того же дня состоится репетиция — через пару недель планировалось серьезное выступление в зале Чайковского, и время было на вес золота.
Женя проснулась ровно в восемь. Будильник еще не прозвонил, но в окно весело светило солнце. Первой ее мыслью было: «Сегодня я увижу Женьку».
Она соскочила с постели, ощущая давно позабытую бодрость и легкость во всем теле. У нее все спорилось, казалось, вещи вокруг приобрели одушевленность — и сами помогают справляться с ними.
За полчаса в комнатах царил небывалый порядок, в кухне на плите кипела картошка и яйца, сытый и довольный Ксенофонт вылизывался, сидя на подоконнике.
Ольга Арнольдовна продолжала спать. Женя двигалась на цыпочках, чтобы не будить ее. Дождалась половины одиннадцатого, взяла телефон к себе и позвонила Любе.
— Да, — ответила та.
— Любань, это я. С приездом.
— Спасибо. Я только-только вошла в дверь.
— Прости, что надоедаю. Так соскучилась по всем вам. Как съездили?
— Замечательно. — Любка едва говорила, в голосе звучала усталость.
— Репетиция будет?
— Кажется. Я, честно сказать, забыла про нее.
— Я приду, — пообещала Женя.
— Приходи, — вяло проговорила Любка.
Что-то в ее тоне показалось Жене странным. Будто она говорила с ней и параллельно была занята чем-то еще. Оттого тон ее был каким-то отстраненным, нехарактерным для Любки.
Женя хотела спросить ее, как там Женька, но отчего-то не решилась. Ладно, вечером она сама все узнает: возьмет его за шкирку, и пусть попробует продолжать свои фокусы!
