— Женюра, здравствуй.
Женя отвернулась от нее к стене.
— Женюр, ну зачем ты так? Будто я враг народа, в самом деле.
— Почему народа? — безразличным тоном поинтересовалась Женя. — Просто враг.
— Да брось ты, ей богу. — Любка наклонилась к ней, как только что наклонялась к Женьке.
Женя почувствовала, что ее вот-вот стошнит от омерзения.
— Отвали, сделай милость, — сказала она сквозь зубы.
— Женюра, это несправедливо. Ты ведь сама сказала, что у вас все кончено. Прошла любовь, завяли помидоры. Помнишь? — Любка глянула на нее невинными глазами.
— А ты и обрадовалась. Я не имела в виду, что можно брать чужое.
— Почему же чужое? Ничье. Он ведь тебе не нужен больше. Ты просто так ревнуешь, по старой привычке.
— Я одного не пойму. — Женя посмотрела на Любку в упор. — Тебе-то зачем он сдался? Ты ж его до недавнего времени всеми помоями поливала.
— Я была неправа, — с готовностью проговорила Любка. — Он совсем не такой, каким я себе его представляла. И вовсе не глупый. Что-то в нем есть, это факт.
— Ничего, кроме подлости и кретинизма, — отрезала Женя. Помолчала и прибавила с язвительностью: — Видно, это тебя и привлекает больше всего. — Она вдруг осознала, что они поменялись ролями: прежде Любка нападала на Женьку, а она его защищала, а теперь все наоборот. Как смешно. И как глупо. Невероятно глупо.
— Ладно, Женюр, с тобой сегодня каши не сваришь. — Любка вздохнула и отошла.
Женя видела, как она идет к Женьке — тот стоял в стороне и ждал. Ждал ее. Она приблизилась, и он обнял ее, точь-в-точь так же, как раньше обнимал Женю — сзади, за талию, плотно прижимая к себе. Любка звонко смеялась, глаза ее блестели. Женя невольно кинула взгляд на Анну Анатольевну — лицо концертмейстерши выражало недоумение и брезгливость. Заметив, что Женя смотрит на нее, она отвернулась и начала поспешно листать ноты.
Остаток репетиции прошел, как во сне. Женя ничего не помнила, ей казалось, что она вообще выключилась из реальности и погрузилась в четвертое измерение. Лось что-то говорил — она не понимала что. Потом до нее дошло, что занятие окончено, и можно идти домой. Женя почувствовала невероятное облегчение. Наконец-то! Не видеть больше, как они обнимаются, как шепчутся друг с другом на глазах у всех — бывшая лучшая подруга и бывший самый близкий на свете человек. Она почти бегом поспешила в гардероб.
У входной двери стоял Санек и пристально смотрел на нее. Женя поняла, что он ждет. Знает, что у него появился шанс. Решение пришло мгновенно.
— Пошли. — Женя взяла его под руку.
— Куда?
— Ко мне. Навестишь маму. Ты же хотел.
Он секунду колебался. Потом кивнул. Откуда-то сзади послышался Любкин смех. Женя вздрогнула и резко рванула дверь на себя.
Они молча дошли до остановки. Так же молча дождались автобуса. Вошли. Женя села у окна, Санек рядом. Она тут же вспомнила, как они всегда сидели с Женькой, когда куда-то ехали: тесно-тесно прильнув друг к дружке, голова к голове.
Женя зажмурилась, пытаясь прогнать видение. Потом осознала, что находится не одна, Санек все видит и понимает.
— Прости, — отрывисто проговорила она.
— За что ты извиняешься? — мягко произнес Санек и осторожно взял ее за руку. — Думаешь, я полный идиот, не понимаю, в каком ты сейчас состоянии?
— Я в нормальном состоянии. И прошу тебя, не нужно обращаться со мной, как с тяжело больной.
— Хорошо, не буду. — Он улыбнулся.
Женя сделала попытку улыбнуться ему в ответ, но губы не послушались. Вместо улыбки вышла гримаса.
— Давно я не ездил в эти края, — бодро произнес Санек, поглядывая в окно.
— Теперь будешь часто ездить.
Он покосился на нее.
— Ты уверена в этом?
— Ну, как же. Мама мечтает тебя увидеть, ты ведь хочешь, чтобы она поправилась.
— А! Ну да, конечно. — Санек закивал с готовностью.
Женя смотрела на него с тоской. Ну, почему, почему она ничего не чувствует по отношению к нему: ни малейшего душевного трепета, ни чуточки теплоты? Ведь он замечательный парень, о таком можно лишь мечтать. И любит ее. Любит по-настоящему, а не просто хочет, как примитивный самец.
Автобус затормозил на остановке. Санек помог Жене выйти.
— Купим что-нибудь из продуктов? — Он кивнул в сторону супермаркета.
— Вообще-то, дома полно всего. Но, наверное, можно что-нибудь прихватить к чаю.
Они ходили от прилавка к прилавку, и Санек все спрашивал ее, чего она хочет. Женя ничего не хотела. Ей было тошно, но она мужественно улыбалась резиновой улыбкой. Улыбалась и думала, что с Женькой все было намного легче: он никогда не интересовался ее гастрономическими вкусами, брал все по собственному усмотрению, а потом в два счета умел приготовить так, что у нее за ушами трещало. Наверное, из них двоих, ему нужно было родиться женщиной, а ей мужчиной, хотя, что за бред: ни с кем и никогда Женя не чувствовала себя настолько женщиной, как с ним.
— Вот этот торт подойдет? — спросил Санек, указывая на огромную прозрачную коробку.
— Вполне, — равнодушно проговорила Женя.
— Тогда берем его и идем в кассу.
Они оплатили покупки и двинулись к дому. Женя загодя достала ключ, чтобы не звонить в дверь и не заставлять мать бегать открывать.
В прихожей дежурил Ксенофонт.
— Привет, кот! — поздоровался с ним Санек. — Сто лет тебя не видел.
Тот махнул пушистым хвостом.
— Мя-яу!
Женя разделась и понесла продукты в кухню.
— Женюся! Ты не одна? — донесся из комнаты голос Ольги Арнольдовны.
— Нет. Выйди, посмотри, кто к нам пришел.
Послышались шаги. Мать предстала на пороге, изумленно и радостно глядя на Санька.
— Я думала, это… — она не договорила. На лице ее мелькнуло выражение неловкости.
— Здравствуйте, Ольга Арнольдовна, — поспешно произнес Санек. — Как вы себя чувствуете?
— Спасибо, неплохо. Если честно, очень по тебе соскучилась.
— И я по вам.
— Ну, если так, идем чай пить.
Они сидели и пили чай, как много месяцев назад. Ольга Арнольдовна и Санек непринужденно болтали. Женя больше молчала. Иногда она ловила на себе косые взгляды матери — та уже смекнула, что что-то случилось, в глазах ее читалось любопытство. «Придется обо всем ей рассказать, — устало подумала Женя. — И она начнет говорить, что всегда знала, что все кончится именно так».
Санек самоотверженно поддерживал беседу, ни на секунду не закрывая рта. Так они просидели до десяти.
