Как-то вечером Вера возвращалась из института вымотанная до предела. У нее с утра кружилась голова, во рту был противный, металлический привкус. Она шла и мрачно думала о необходимости общаться с Митей, сидеть с ним за одним столом, пить чай, улыбаться, в то время, как ей хотелось одного – плюхнуться в постель, накрыться одеялом и спать, спать, часов десять кряду, а то и больше.
Однако дома ее ждал сюрприз. Квартира оказалась пуста. Вера зажгла свет, повесила пальто в прихожей, вымыла руки и прошла в кухню. Ужин стоял в холодильнике нетронутый, на столе лежала записка: «Буду поздно, в институте сегодня банкет».
Вера рассеянно повертела бумажку в руке и уселась на табурет. Посидела минут пять, затем, поколебавшись, подвинула к себе телефон. Набрала Маринкин номер. Ей ответил чужой женский голос: «Марины нет. Что ей передать?»
«Она на работе?» – спросила Вера, понимая, что ведет себя глупо.
«Какая работа в такое время?» – недоуменно произнесла женщина.
Вера повесила трубку.
Итак, они вместе, Митя и Маринка. Конечно, вместе, тут и двух мнений быть не может. Что ж, она сама виновата: какой мужик выдержит такое наплевательское отношение?
Ей вдруг сделалось дурно, к горлу подкатил вязкий комок, низ живота сжал острый, болезненный спазм. Вера с трудом налила себе воды, выпила и проковыляла в спальню. Легла, взяла в руки мобильник.
Написать, что ли, Рустаму? Сколько можно? Он снова не ответит. Она не нужна ему, и нечего тешить себя иллюзиями. Господи, как же ей хреново! Может, стоит вызвать «неотложку»? Вдруг это что-то серьезное – приступ холецистита или какая-нибудь киста? Где же Митя, черт его побрал? Развлекается с Маринкой, а жена тут загибается одна-одинешенька.
Вера набрала номер мужа. Аппарат оказался выключен.
«Скотина!» – в сердцах проговорила она. Ей стало по-настоящему страшно. Боль внизу живота все усиливалась и была уже невыносимой. Кроме того, ощутимо прихватывало сердце.
Вера закусила губы, чтобы не разрыдаться, и тут сотовый ожил.
– Верка, чем занимаешься?
Она лежала, сжимая в руке телефон, и блаженно улыбалась. По лицу ее текли слезы. Динара! Значит, есть в этом мире у нее хоть одна близкая душа. Как она почувствовала, что ей нужна помощь?
– Динар, мне очень плохо. Очень.
– А что с тобой? – в голосе Динары не было слышно ни капли волнения, и, удивительно, на Веру это хладнокровие подействовало положительно. Сердце, во всяком случае, слегка отпустило.
– Не знаю, – проговорила она жалобно. – Пришла домой, и слегла. Живот болит, тошнит.
– Так ты, наверное, отравилась. Пошли мужа в аптеку, пусть купит желудочных лекарств.
– Мужа нет, – лаконично ответила Вера.
– Как нет? А куда это он делся на ночь глядя?
– Когда б я знала, – вздохнула Вера.
– Как у вас все запущено, – едко произнесла Динара. – Вы, я вижу, два сапога пара. Ладно, так и быть, приеду к тебе.
– Приедешь? – Вера почувствовала такую радость и облегчение, что не задумываясь, расцеловала бы Динару, если бы та была рядом.
– Приеду. Не помирать же тебе в одиночестве. Диктуй адрес.
Вера объяснила, как ехать.
– Скоро буду, – деловито пообещала Динара. – Ты пока лежи, а если станет совсем невмоготу, вызывай «ноль три».
– Ладно.
Вера, кряхтя и охая, расстелила кровать, разделась и легла снова. Боль стихла, но окончательно не проходила. Она поколебалась немного и вызвала «Скорую».
Бригада прибыла одновременно с Динарой, столкнувшись с ней в лифте. Врач, совсем молодой парень в очках и с бородой, широкими шагами прошел в комнату. За ним, виляя задом, прошмыгнула смазливая, похожая на лисицу, сестричка.
– На что жалуемся? – спросил бородатый, слушая Верин пульс.
– На все, – авторитетно заявила Динара, примостившаяся у постели на стуле.
Бородач глянул на нее недоуменно, но ничего не сказал.
– Клава, дай тонометр, измерим давление.
Лисичка услужливо открыла чемоданчик.
Парень вставил в ухо трубку, накачал грушу и стал слушать, сосредоточенно морща лоб.
– Девяносто на шестьдесят. Низковато для вашего возраста.
Вы гипотоник?
– Нет. Не знаю, – растерянно проговорила Вера.
– Что болит больше всего?
– Живот.
Бородатый велел закатать халат и долго ощупывал Веру холодными, жесткими пальцами.
– Аппендицита нет. В принципе, живот не острый, кишечной инфекции тоже нет. Остается гинекология. У вас есть какие-нибудь хронические заболевания?
– Нет, сейчас нету.
– Вас необходимо госпитализировать. Клава, подай телефон.
– В больницу? – испугалась Вера. – Нет-нет, я не хочу. Не надо.
– Как же не надо, когда вы в тяжелом состоянии! – Бородатый укоризненно покачал головой, – А вдруг нужна срочная операция? Нельзя рисковать. Клава!
Вера тихо заплакала. Динара поднялась со стула и села рядом.
– Ну что ты, не расстраивайся. Я уверена, ничего страшного нет. Съездишь в больницу, тебя обследуют, и отпустят дня через три.
– Я только что проходила обследование, – всхлипнула Вера. – Оно показало, что я полностью здорова.
– Женщина, не говорите глупости, – подала голос лисичка-сестричка. – Сегодня мы все здоровы, а завтра покойники. Есть болезни, которые развиваются стремительно, буквально за несколько часов.
– Клава! – строго произнес бородач. – Лучше тебе помолчать. Мешаешь.
Лиса послушно стихла. Вера, продолжая всхлипывать, слушала, как врач ведет переговоры с больницей.
– Ну вот, все в порядке. – Он положил трубку. – Одевайтесь и едем. Помогите ей, – обратился он к Динаре.
– Давай, вот так, потихоньку. – Та осторожно приподняла Веру под мышки.
В это время в двери заскрежетал ключ.
– Что здесь происходит? – Митя стоял на пороге комнаты и таращился на бородатого, сестру и Динару.
– Вы муж? – невозмутимо спросил парень. – Мы забираем вашу жену в больницу. У нее острые боли.
– Острые боли? – Казалось, Митя утратил всякую способность к соображению. Вид у него был совершенно обалдевший и какой-то сытый, точно он только что съел обед из четырех блюд.
– Что-то непонятно? – рассердился врач. – Чем стоять и мешать, лучше бы помогли. Не видите, ей плохо!
– Да, да, конечно. – Митя, наконец, ожил, засуетился. Подскочил к Вере, взял ее за руку. – Веруня, что с тобой? А, детка?
Вера молчала, вытирая слезы, катившиеся градом. Ей было нестерпимо жаль себя. Мало того, что жизнь так несправедлива к ней, что у нее отняли единственное счастье в лице Рустама, что муж откровенно изменяет, а лучшая подруга предает, так еще и непонятная болезнь, от которой, возможно, она умрет во цвете лет. И никто, никто не прольет по ней ни слезинки!
