Врачи старались, как могли. Благодаря этим стараниям, Вера медленно пошла на поправку. Очень медленно. Она уже не могла видеть гранаты, которые сумками таскал ей в больницу Митя, не могла есть печенку и грецкие орехи, но, каждый раз, вспомнив о маленьком, страдающем внутри нее от недостатка железа, заставляла себя набивать желудок до отвала ненавистной пищей.
Однако, было в этом бурном потоке позитивных событий и одно негативное: Рустам бесследно исчез. Телефон его не отвечал, а сам он и не думал звонить. И Вера постепенно смирилась. Раз она не нужна ему в принципе, то почему вдруг станет нужна благодаря ребенку? В конце концов, их встреча и так дала колоссальный результат, она принесла Вере исполнение самого заветного желания, позволила ей стать матерью. Так стоит ли требовать от Рустама чего-то еще, чего он не в силах ей дать?
Вера решила, что не стоит. Митя выглядел довольным и веселым, исправно носил ей передачи, про Маринку упоминал лишь изредка и очень осторожно, и она почувствовала, что готова простить и его, и себя. Кто старое помянет, тому глаз вон, а у них впереди замечательное время: заботы о маленьком, купание, кормежки, прогулки.
Когда Вера вернулась домой, уже таял снег. Стоял март, ярко, по-весеннему светило солнце. Она шла, осторожно ступая по почерневшим сугробам, крепко держа под руку Митю, и полной грудью вдыхала упоительный, свежий и влажный аромат. Над головой синело бескрайнее, бездонное небо, в нем кружили стаи птиц, возвращающихся с зимовки.
Глядя на них, Вера остановилась, прижалась к Митиному плечу.
– Как хорошо! Господи, как же хорошо.
Он кивнул и поспешно повел ее к подъезду.
Оставшись в комнате одна, Вера достала телефон и, не колеблясь, стерла из справочника номер Рустама.
Вечером у них была вечеринка по случаю Вериного возвращения из больницы. Пришли Динара и Кобзя. Маринку тоже пришлось позвать, Вера не хотела выглядеть в глазах Мити глупой ревнивицей, да и портить отношения со старой подругой окончательно ей вовсе не улыбалось.
Компания сидела на кухне, все пили водку, а Вера все тот же ненавистный гранатовый сок. Говорили каждый о своем, но получалось как-то складно и весело. Вера окончательно успокоилась, ей стало легко, и даже голова, впервые за два месяца, совсем перестала кружиться.
Потом она вдруг резко устала и захотела спать. Митя отвел ее в спальню, помог раздеться, заботливо укрыл одеялом и потушил свет.
– Ты отдыхай. А мы еще посидим.
Вера кивнула и закрыла глаза. На нее сразу навалились причудливые видения. Кажется, в них присутствовал Рустам, а может ей это лишь чудилось.
Она проснулась от жажды. После гранатового сока во рту был противный, кислый привкус. Вера зажгла лампу и прислушалась. За дверью была тишина. Значит, гости уже разошлись. Она взглянула на часы – половина третьего. И Митя, наверняка, спит. Или сидит у себя за компьютером.
Вера осторожно встала с постели, всунула ноги в теплые, войлочные тапки и побрела к порогу.
Из двери Митиной комнаты в коридор пробивалась полоска света. Значит, все-таки не спит, работает. Вера прошла в кухню, налила себе стакан воды, с жадностью выпила. Ополоснула пару грязных рюмок, поставила на полку, вытерла лужицу на скатерти.
До ее ушей внезапно донесся какой-то звук. Это был то ли тихий смех, то ли стон. Женский. Вера поспешно встала из-за стола. Слишком поспешно – перед глазами все закачалось. Придерживаясь рукой о стену, она медленно вышла в коридор.
Из Митиной комнаты отчетливо слышались голоса.
– Ну тише, тише, глупый. Задушишь!
Это была Маринка. Она смеялась, высоким, сучьим, похотливым смешком. Смеясь, задыхалась – от страсти, надо полагать.
Вера стояла, прислонившись к холодной стене, и слушала.
– Я соскучился, – глухо сказал Митя.
– Ясное дело, соскучился, два дня не виделись. – Маринка захохотала совсем громко, не таясь.
– Тише ты, – испуганно одернул ее Митя. – Веру разбудишь.
– Ее разбудишь, твою Веру, – небрежно проговорила Маринка. – Она теперь будет дрыхнуть по двадцать часов в сутки. Беременные всегда много спят.
– И все-таки, – мягко попросил Митя.
– Ладно, ладно, иди ко мне.
Дальше Вера слушать не стала, ушла к себе. Плотно закрыла дверь, легла на кровать поверх одеяла. Вот так, значит, и живем. Бред какой-то! А если сейчас ворваться к ним? Распахнуть дверь пинком ноги, вцепиться Маринке в волосы? Или дать Мите пощечину?
Она машинально вытерла глаза и с удивлением обнаружила, что они совершенно сухие. Ничего она не станет делать, гори все синим пламенем. Разве они с Митей одни так живут? Большинство так живет, и ничего, все довольны. Скоро у нее появится тот, кого можно будет любить безоговорочно, неистово, со всей силой души, кто не отвернется от нее, не предаст, а, наоборот, станет нуждаться в ее любви. Так стоит ли размениваться на пустяки, морочить себе голову Митиной неверностью, если он, по большому счету ей глубоко безразличен?
Вера вдохнула полной грудью, потушила свет, забралась под одеяло и сладко зевнула.
23
Теперь она сама казалась себе опытной лабораторией. В ней, точно в пробирках, ежедневно что-то изменялось – вес, вкус, обоняние, даже цвет кожи и волос. Веру так увлек этот научный процесс наблюдения, что она стала вести дневник. Своим аккуратным, бисерным почерком записывала в тетрадь: «Сегодня хотелось картошки с топленым маслом. И совершенно без соли. А вчера не могла оторваться от маринованных огурцов».
Она пополнела. Сначала исчезла талия, потом платья на животе стали топорщиться, и, наконец, перестали налезать вовсе. Вера съездила в специализированный магазин и приобрела несколько нарядов, соответственных своему положению.
Чувствовала она себя значительно лучше, чем в начале беременности, головокружения прошли, гемоглобин поднялся до высшей отметки. Малыш уже вовсю шевелился, и иногда Вера не могла уснуть всю ночь от его немилосердных пинков.
К началу лета пришли первые материальные плоды их работы. Динарины проекты один за другим проходили тест и запускались в производство, Кобзя уверенно гасил кредит, и даже нашел возможность арендовать еще одно помещение под опыты.
Вера, однако, работать, уже почти не могла. К химикатам она не подходила из страха за ребенка, занималась в основном оформлением бумаг и расчетами, но и там ей все трудней было сосредоточиться. Тут как раз подоспел декрет.
Митя увез Веру к своей тетке в деревню. Там было ужасно скучно, но полезно для здоровья. Тетка держала козу, и кур, каждый день пичкала Веру молоком и свежими яйцами, привозила с пасеки по соседству невероятно вкусный мед, и вообще, ходила за ней, как опытная сиделка. Вера отъелась, округлилась лицом, на щеках у нее заиграл крепкий деревенский румянец, глаза светились довольством. Она пробыла у тетки без малого два месяца, а затем снова перебралась в город.
