1
– Лариса Дмитриевна! Лариса Дмитриевна, вы меня слышите?
Лариса с трудом заставила себя выйти из тупого оцепенения, охватившего ее, точно плотный, густой туман.
– Да, я вас слышу.
– Пожалуйста, ознакомьтесь. Это записано с ваших слов. Читайте внимательно. Может быть, что-то зафиксировано неверно или неточно. – Высокий, плечистый майор, наверняка любимец женщин, протянул Ларисе листок протокола. Красивый, высокий лоб, строгий очерк скул, открытый, дружелюбный взгляд спокойных, серых глаз. Мужчина смотрел на Ларису с сочувствием и пониманием.
Она на мгновение представила, как выглядит со стороны: нарядный, вызывающе открытый сарафанчик, тщательно и ярко накрашенное лицо, искусно уложенные волосы – и контрастом ко всему этому пробивающаяся сквозь макияж мертвенная бледность, растерянный вид. Действительно, зрелище, внушающее жалость.
Лариса взяла у оперативника бумагу. Строчки прыгали перед глазами, ей пришлось изучать написанное несколько минут.
– Да, все так и есть. – Она вернула протокол красавцу майору. – Все правильно. Только цвет. Он не серый, как здесь написано, а серебристый.
– Исправим, – серьезно сказал плечистый. – Большое вам спасибо, Лариса Дмитриевна. Мы, конечно, будем искать этого подонка и, надо полагать, найдем. Но вы, как свидетель по делу, должны будете посещать прокуратуру.
– Часто? – испугалась Лариса.
– Точно сказать не могу, – мягко отозвался майор. – Раза два, три, может, и больше. Так что будьте добры оставить контактный телефон, по которому с вами можно будет связаться. – Он достал из нагрудного кармана авторучку и вложил ее в Ларисины пальцы. – Вот тут, – лист протокола снова оказался перед Ларисиным лицом.
Дрожащей рукой она нацарапала домашний номер, подумала секунду и приписала рядом мобильный!
– Это на случай, если меня не окажется дома. Я часто допоздна задерживаюсь на работе.
Во взгляде майора появилось любопытство. Видимо, его заинтересовало, что за работа такая у этой красивой, хорошо одетой и ухоженной барышни. Однако вслух он ничего не сказал, еще раз– просмотрел протокол и удовлетворенно кивнул:
– Это все.
– Я могу идти? – поинтересовалась Лариса.
– Да, конечно. Еще раз примите нашу благодарность.
Он козырнул и, повернувшись, пошел к группе оперативников, стоящей у милицейского «мерса».
Лариса чуть помедлила, потом на ватных ногах поплелась на другую сторону улицы, где у обочины сиротливо притулилась ее старенькая «ауди».
Пискнула сигнализация. Лариса распахнула дверцу и устало опустилась на сиденье. За сорок минут разговора с милиционерами воздух в наглухо закрытом салоне нагрелся до немыслимой температуры. Голую Ларисину Спину обожгло, но она даже не поморщилась. Равнодушно взглянув на себя в зеркальце, машинально поправила выбившуюся из прически прядь. Потом долго, неловко расстегивала маленькую, кокетливую сумочку, шарила в ней в поисках сигарет.
Закурив, она опустила боковое стекло до предела вниз, уселась поудобнее, положила обе руки на руль, стараясь унять в них противную, мелкую дрожь. Когда наконец это удалось, Лариса выкинула окурок в окно, вздохнула и плавно выжала сцепление. Машина мягко тронулась и понеслась по почти пустой улице. Было пятое августа, воскресенье, девять часов утра…
2
Накануне в субботу, четвертого августа, жара в Москве и ее пригородах достигла своего апогея. Противореча всем нормам и законам природы, столбик термометра поднялся на отметку тридцать пять градусов, и это лишь в тени. А на солнце красная ниточка уходила далеко за сорок. На улицах плавился асфальт, как в Ялте. Измученные зноем москвичи, по каким-либо причинам не сумевшие выбраться на уикенд за город, в благословенную прохладу фруктовых садов, на чем свет стоит кляли капризный столичный климат. Одно дело, когда тридцать градусов жары в июле, самом жарком месяце лета! Но август!
Лариса, то и дело останавливаясь в пробке, с легкой паникой поглядывала из окна «ауди» на бесчисленную вереницу перегревшихся машин, стоявших с открытыми капотами вдоль обочины кольцевой дороги. У своих автомобилей нетерпеливо топтались взмокшие от зноя водители, дожидаясь, пока их транспортные средства остынут.
От опасения пополнить ряды этих страдальцев, а также после ссоры с родителями на даче у Ларисы тупо ныл левый висок. Хуже нет, когда тебя в двадцать шесть лет от роду начинают воспитывать, да еще так, как это делает отец. Именно отец, а не мама. Та только молча смотрит грустными глазами. А вот папа – дело другое. Ему, всю свою жизнь проработавшему на одном месте, в оборонном «почтовом ящике», поступок дочки кажется чем-то из ряда вон выходящим.
Шутка ли: от мужа отказалась. И от какого мужа! Богатого, красивого, непьющего, влюбленного в нее без памяти. Отец с самого начала был полностью солидарен с Павлом в его требовании, чтобы она ушла из «Оперы-Модерн». Дескать, такая работа жены позорит всякого порядочного мужика. Стыд один, почти голяком по сцене бегать, всякую пакость изображать с чужими мужчинами. Певица ты, ну и пой себе арии да романсы. А развратничать нечего.
Что поделать, в глазах отца и Павла Ларисина работа у Мишки Лепехова, главного режиссера модного музыкального театра «Опера-Модерн», выглядела сплошным развратом.
Теперь, уже спустя полтора года после развода, отец все никак не мог простить Ларисе, что та предпочла работу благополучной семье и налаженному быту. Он страстно мечтал о внуках, а Лариса и Павел так и не успели обзавестись ребенком. И более того, в ближайшем будущем упрямая дочь, похоже, не собиралась обустраивать личную жизнь. Проще говоря, Лариса упорно не желала ни выходить замуж, ни даже знакомиться с кандидатами на роль супруга, которых неустанно подыскивали ей родители.
Собственно, из-за одного такого кандидата и разгорелась последняя ссора. Антон, живший на даче по соседству, был врачом и неплохо зарабатывал на хозрасчетном отделении в одной из московских больниц. На Ларису он давно бросал томные и страстные взгляды, вызывавшие у нее почему-то лишь неудержимые приступы смеха. Родителям же, и особенно Дмитрию Леонидовичу, Антон очень нравился. Надежный, непьющий и внешне весьма представительный. Что еще нужно бабе для счастья?
Как раз в эту субботу у Антона случился день рождения. С утра он сгонял в станционный магазинчик, затарился выпивкой и закуской и стал громко жаловаться, что всему этому добру суждено пропасть, потому что из города в такую жару к нему на дачу никто не доедет.
Антонина Петровна тут же включилась в спектакль и предложила горемыке-новорожденному отпраздновать знаменательное событие у них. Мол, рядом две женщины, неужели они стол одинокому человеку не накроют?
