Бигмак не мог похвастаться атлетическими способностями. Вот если бы добычу освобождений от физкультуры признали олимпийским видом спорта — его без разговоров зачислили бы в сборную Великобритании. Он был чемпионом по стометровой отмазке «У меня астма», по затяжному прикидыванию ветошью в раздевалке и по отпрашиваниям в медпункт вольным стилем.
Однако после слов про расстрел его ботинки ударили в пол, и Бигмак стартовал со стула как ракета. Его подошвы коснулись стола, и в то же мгновение Бигмак вновь взвился в воздух. Еще пролетая над плечом сержанта, он начал перебирать ногами, как будто бежит. Страх придал ему такое ускорение, что Бигмак превзошел человеческие возможности. Мисс Куропатридж могла бросаться язвительными замечаниями, но, к ее величайшему сожалению, пули ей все же использовать не разрешалось.
Бигмак приземлился на пороге, нагнул голову и метнулся наобум. Голова у него была крепкая. Она угодила кому-то в область поясного ремня. Раздался крик и грохот падающего тела. Бигмак увидел в сутолоке просвет и рванулся в ту сторону. Снова грохот и дребезг разбившегося о пол телефона. Кто-то пронзительно закричал: «Стой, стрелять буду!»
Бигмак не стал останавливаться и смотреть, что из этого выйдет. Он просто понадеялся, что пара высоких «как-бы-десантных» ботинок производства 1990 года, которые его брат совершенно законно приобрел у мужика на фуре, битком набитой подобным добром, — так вот, что пара этих «мартенсов» лучше приспособлена для бега и лавирования на большой скорости, чем сапожищи полицейских.
Тот, кто кричал: «Стой, стрелять буду!», выстрелил.
Над головой Бигмака что-то треснуло и лязгнуло, но он не остановился. На полной скорости он завернул за угол коридора, поднырнул под руку очередного полицейского и выскочил во двор.
Во дворе обнаружился еще один полицейский, он стоял рядом с юрским велосипедом — огромной неуклюжей махиной, которую будто сварганили из водосточных труб.
Бигмак неразборчивым вихрем промчался мимо служителя порядка, схватил руль, взлетел в седло и ударил по педалям.
— Эй, какого…
Окончание фразы Бигмака догнать не сумело.
Он вывернул в переулок позади полицейского участка.
Мостовая была булыжная. Седло — из жесткой кожи. Штаны у Бигмака — очень тонкие.
«Неудивительно, что тут все в депрессии», — подумал он, пытаясь удержаться в седле.
— Шпиён, шпиён!
— Заткнись ты! — прошипел Холодец. — И чего ты в Лондон-то не бежишь?
— А я передумал! Тут куда интереснее. Тут можно шпиёнов ловить!
Они снова вышли к центру города. Мальчуган хвостом тащился следом за Холодцом и тыкал в него пальцем, стараясь привлечь внимание прохожих. Пока вроде бы никто не собирался арестовывать «шпиёна», но уже начинали настороженно поглядывать.
— Мой брат Рон — полицейский! — твердил свое малец. — Он приедет и застрелит тебя из пистолета.
— Отвали!
— А фиг тебе!
У поворота на Парадайз-стрит стояла маленькая церквушка. Если верить Ноу Йоу — нонконформистская часовня. Она казалась закрытой наглухо ввиду дождливого воскресенья. По разным сторонам от двери росли два вечнозеленых дерева преклонного возраста. Выглядели они так, будто понадобилась бы лопата, чтобы счистить сажу с их листьев.
Троица сидела на ступеньках у входа и смотрела на Парадайз-стрит.
Какая-то женщина вышла на крыльцо своего дома и принялась усердно драить ступеньки.
— Эту часовню разбомбили? — спросила Керсти.
— Хочешь сказать — разбомбят? Нет, вряд ли.
— Жаль.
— Она до сих пор стоит. В смысле, в девяносто шестом она еще цела, — сказал Ноу Йоу. — Только тут теперь не церковь, а общественное помещение. Ну, всякая там гимнастика «Будь в форме» и тому подобное. Я хожу сюда по средам — в кружок народных танцев. В смысле, буду ходить.
— Ты?! — поразилась Керсти. — В кружок народных танцев? Где все эти робингудовские костюмы, палки и кружевные платочки?
— Да, а что? — холодно поинтересовался Ноу Йоу.
— Э-э… да нет, все нормально, просто… просто это… довольно необычное увлечение для человека с твоим… твоего… — Она замялась и умолкла.
Hoy Йоу выдержал небольшую паузу, дав Керсти помучаться от неловкости, и обронил:
— Роста?
Оброненное слово тяжело шлепнулось между ними. Керсти спохватилась и закрыла рот.
— Да, — сказала она.
Хозяйка по-прежнему надраивала свое крыльцо. Дверь соседнего дома отворилась, оттуда появилась еще одна женщина и тоже принялась драить крыльцо.
— И что мы будем делать? — спросила Керсти.
— Я думаю, — ответил Ноу Йоу. Откуда-то издалека донесся шум. Шум не смолкал.
— Я тоже думаю, — сказал Джонни. — Я думаю: что-то давно не видно Бигмака.
— Да, это радует, — сказала Керсти.
— Я хотел сказать — может быть, он во что-нибудь влип?
— А что ты хотел сказать этим «может быть»? — поинтересовался Ноу Йоу.
— И Холодца тоже давно не видно, — продолжал Джонни.
— Ну, Холодец есть Холодец. Наверное, прячется где-нибудь.
На другой стороне улицы еще одна хозяйка присоединилась к соревнованию по надраиванию крыльца.
Керсти вскочила.
— Ну почему мы заседаем тут, совершенно беспомощные? Ведь мы — люди девяностых! Неужели мы не способны ничего придумать? Мы могли бы… могли бы…
— Мы могли бы позвонить Адольфу Гитлеру, — предложил Ноу Йоу. — К сожалению, у меня что-то вылетел из головы его номер, но в любом немецком телефонном справочнике он обязательно найдется.
Джонни хмуро таращился на тележку. Раньше он и подумать не мог, что путешествия во времени — такое трудное дело. Почему, ну почему на уроках талдычат о чем угодно, только не о том, что делать, если сумасшедшая нищенка оставит тебе магазинную тележку, битком набитую временем? Школа вообще никогда не дает ничего, что бы помогло в жизни. Вполне возможно, ни в одном учебнике даже не говорится, как быть, если твой сосед — Элвис Пресли.
Он посмотрел вдоль Парадайз-стрит и почувствовал, как время стремительно несется сквозь него. Керсти и Ноу Йоу стали далекими и размытыми. Он все еще чувствовал их присутствие, но они были теперь словно невидимки во сне. А над городом смеркалось, и юные футболисты отправились по домам, поднялся ветер и нагнал с юго-запада облака, и город погрузился в сон, и тогда с востока явились бомбардировщики, и огненный дождь пролился на дома, сады, людей, нарисованные мелом футбольные ворота и прелестные, надраенные, белые крылечки…
Капитан Харрис вертел в руках часы Бигмака.
— Впечатляет. И тут написано «Сделано в Японии».
