Медленно бреду обратно. Вовсе не такими были мои планы. «Что же теперь делать?» – думаю я, стоя посреди вестибюля. Может, получить пальто и уехать?
Как бы поступила в таком случае состоятельная женщина?
Метрдотель встречает меня улыбкой. – Добрый вечер, мадам.
– Добрый вечер.
– Столик на одну персону? – спрашивает он с таким видом, словно это самая что ни на есть естественная вещь на свете.
– Да, пожалуйста, – говорю я. – Столик на одну персону.
Загар
Прежде всего, я искрение надеюсь, что нет никакой необходимости предостерегать вас относительно опасности длительного пребывания на солнце, кстати, портящего цвет лица, к тому же мне с трудом верится, что мой совет, разубедит вас, особенно если вы твердо решили провести летний отпуск, усердно превращая себя в пережаренную на сковородке булочку. Были времена, когда считалось просто невозможным вернуться из отпуска без хорошего, основательного загара, вызывающего зависть всех ваших несчастных друзей, обреченных провести летние месяцы в городе. Но в наши дни, когда развитие туризма, сделало доступными самые жаркие солнечные страны, загорелая кожа больше не считается чем-то уникальным и редким.
Если слегка загорелое лицо оставляет приятное впечатление здоровья, то обгоревшая кожа выглядит далеко не элегантной и даже старой. Чтобы загар был привлекательным, его следует подчеркивать – глубоким декольте и яркими однотонными вещами (особенно голубыми, белыми и желтыми). Обычно более сдержанная в цветовом отношении городская одежда делает любую загорелую красавицу скорее похожей на малокровную африканку, и тут, уж, конечно, даже отдаленно не идет речь о таком понятии, как элегантность.
В жизни каждой женщины наступает момент, когда она готова, что называется, сняться с якоря.
Неудачное приключение с Оливером Вендтом сыграло свою роль. Но дело не только в нем. С тех пор прошло две недели, и я наконец получила почтовое уведомление о состоявшемся разводе – сухое и безликое, как счет за газ. Послание это более чем красноречиво объясняет, что я свободна и одинока. То есть не жду чьих-то телефонных звонков, не привязана ни к кому и ни к чему, даже к былым связующим нитям или к надеждам на какой-то проблеск в будущем. И теперь, когда в фокусе оказались только я и моя жизнь, мне становится ясно, что мое время в театре «Феникс» тоже подходит к концу.
Когда-то я считала эту работу раем. Я начинала билетером и, выйдя замуж, подрабатывала даже по выходным себе на карманные расходы. Теперь я старший менеджер по продажам. Не стану отрицать, что, если бы дела с мистером Вендтом обернулись иначе, я могла бы до сих пор с дурацкой улыбочкой на лице радостно сочинять отчеты по продажам билетов, но теперь, когда мысль о том, что я могу столкнуться с ним где-нибудь в коридоре, больше не наполняет меня трепетом, я вынуждена сосредоточиться только на имеющейся работе. А она скучна.
– Я подумываю о карьере, – говорю я Колину как-то за обедом.
– Вот как? Интересно, какой же – пожарного или полицейского?
– Нет. В «Роял-опера-хаус» есть место в плановом отделе. – И после некоторого колебания сообщаю: – Вообще-то я уже подала заявку, и на следующей неделе у меня собеседование.
Я жадно жду ответа Колина – в конце концов мы проработали вместе столько лет. Но он только устало вздыхает.
– Звучит красиво, Узи. Расскажешь потом, чем кончилось.
Он гоняет вилкой по тарелке остатки рыбной запеканки. Происходит явно что-то не то. Я ждала совсем другой реакции, думала, он будет разочарован или даже разозлится, но была совершенно не готова встретить с его стороны такое полное отсутствие интереса.
– Кол, ты сегодня какой-то рассеянный. У тебя все в порядке? – спрашиваю я.
Он грустно качает головой.
– Боюсь, с этим ничего не поделаешь.
– Ничего не поделаешь с чем? – напираю я.
Он смотрит на меня, и на его лице самое печальное и безрадостное выражение, какое я когда-либо видела.
– Эта история, Узи, стара как мир. Я влюбился.
Я смеюсь с облегчением.
– Так это же прекрасно! Ты должен быть на седьмом небе от счастья! Разве не так?
Он отодвигает тарелку с еще более подавленным видом.
– Это конечно. Только проблема в том, что он даже не знает о моем существовании. Для него я просто старый потасканный педик.
Мне почему-то сразу же представляется семнадцатилетний юнец в школьной форме.
– И сколько же ему лет?
– Двадцать три, – провозглашает Колин с энтузиазмом конферансье, раздающего призы.
– Так это же прекрасно, милый! Что здесь плохого? Ты меня прямо напугал. Я уж было подумала, что ты вдарил по школьникам.
Он снова качает головой.
– Ты не понимаешь, Луиза. Этот юноша – Адонис, абсолютное божество. Такие, как он, могут посмотреть в мою сторону дважды, только если я окажусь богатеньким сахарным папой. А теперь давай прикинем, какой из меня богатенький сахарный папа – три толстовки от «Армани», жалкая квартирка на Стритхем и проездной билет на автобус.
Я не могу поверить своим ушам.
– Кол, как тебе не стыдно! Как ты можешь так говорить! Ты не только незаслуженно очерняешь себя, но еще и несправедлив к нему! Неужели ты действительно так плохо думаешь и о нем, и о себе? А если он и вправду таков, как ты говоришь, тогда я не понимаю, зачем ты вообще гоняешься за ним!
– Я не гоняюсь, я тихо сохну от любви, – поправляет он меня. – Вот почему я, собственно, и позволяю себе такие горькие искаженные суждения о предмете своей страсти. Кроме того, не знаю, поймешь ли ты, – прибавляет он немного высокомерно. – Я мучаюсь состоянием, о котором ты можешь только догадываться. Это не просто любовь, это не просто безответная любовь… Это любовь, которая не смеет заявить о себе.
Эти исполненные трагизма признания я пропускаю мимо ушей.
– И где же ты познакомился с этим Адонисом? – Мне представляется жеманная, виляющая попкой фигура из ночного гей-клуба.
Но Колин краснеет и, как четырнадцатилетний подросток, начинает теребить лямку рюкзака.
– Он… Я познакомился с ним, когда ты посылала меня с гранками в типографию:
– В типографию?! – Я не верю своим ушам. – Кол, ты что, влюбился в Энди из типографии?
Он удивленно смотрит на меня.
– А ты знаешь его имя?
– Конечно! Он просто прелесть! Он занимается нашей продукцией, и я знаю его тысячу лет.
– Энди… – Он произносит это имя с благоговением, словно взывая к жизни какой-то магический образ.
– Кол, да где же тут любовь, которая не смеет заявить о себе?! Энди – это же наш печатник! Он просто прелесть, душка, только пригласи его куда-нибудь!
