Визель сверкнул единственным глазом и ударил кулаком по затянутой в черную перчатку ладони.
– Кто бы мог подумать, что на всем Диске наберется столько разумной груши? – посетовал он. – Откуда нам было знать?
– Ты слишком волнуешься, Стрен. Уверен, на этот раз у тебя все получится, – ласково сказал Аймор.
Его помощник с отвращением фыркнул и отправился в обход зала, чтобы задать жару своим людям. Аймор продолжал наблюдать за Двацветком.
Странно, но маленький турист, казалось, совершенно не осознавал всей серьезности своего положения. Аймор несколько раз видел, как он с выражением глубокого удовлетворения осматривает комнату. Турист не переставая болтал с Пузаном, и Аймор заметил, как какой-то клочок бумаги перешел из рук в руки. Трактирщик в свою очередь вручил чужестранцу несколько монет. Странно все это…
Когда Пузан поднялся на ноги и вразвалку прошлепал мимо стула Аймора, рука главного вора, будто распрямившаяся стальная пружина, вылетела вперед и ухватила толстяка за передник.
– О чем это вы беседовали, мил человек? – негромко поинтересовался величайший вор в Анк-Морпорке.
– Н-ни о чем, Аймор. Частное дельце, не более того.
– Между друзьями не бывает секретов, Пузан.
– Э-э, гм. Ну, по правде говоря, я сам не успел разобраться, что к чему. Это нечто типа пари, понимаешь? – нервно объяснил трактирщик. – Мы вроде как поспорили, что «Порванный Барабан» не сгорит.
Аймор буравил его своими глазками, пока Пузан не задергался от страха и беспокойства. Тогда главный вор расхохотался.
– Вы держали пари на эту изъеденную древоточцами кучу старых бревен? – переспросил он. – Парень, должно быть, чокнутый!
– Да, но у этого чокнутого водятся денежки. Он говорит, что теперь, когда у него есть… не могу вспомнить слово, на «п» начинается, ставка, так сказать… в общем, тем людям, на которых он работает в Агатовой империи, придется раскошелиться. Если «Порванный Барабан» сгорит. Не то чтобы я надеялся, что это случится. Что он сгорит. В смысле «Порванный Барабан». Я хочу сказать, он для меня как дом родной, «Барабан» этот…
– А ты не так уж и глуп, а? – подытожил Аймор и оттолкнул трактирщика прочь.
Дверь резко распахнулась и с грохотом ударилась о стену.
– Эй, это же моя дверь! – завопил Пузан.
Потом до него дошло, кто стоит на верхней ступеньке. Он успел нырнуть под стол за долю секунды до того, как короткий черный дротик, пролетев через всю комнату, с глухим стуком впился в деревянную обшивку стены.
Аймор осторожно протянул руку и налил еще кувшин пива.
– Не хочешь присоединиться, Злорф? – ровным голосом спросил он. – И убери шпагу, Стрен. Злорф Мягкоступ – наш друг.
Президент Гильдии Убийц ловко крутанул короткую духовую трубку и тем же движением плавно опустил ее в кобуру.
– Стрен! – повторил Аймор.
Вор в черном, шипя, вложил шпагу в ножны. Однако его рука не отрывалась от рукояти, а глаза – от убийцы.
Это было нелегко. В Гильдии Убийц отбор кандидатов на повышение производился путем конкурсных экзаменов, а практика была самым важным – и, в сущности, единственным – предметом. Поэтому широкое честное лицо Злорфа было крест-накрест изрезано старыми, затянувшимися рубцами – результат многих рукопашных схваток. Впрочем, возможно, что это лицо и раньше не было таким уж красивым, – поговаривали, что профессию, в которой широко практиковались темные капюшоны, плащи и ночные прогулки, Злорф выбрал потому, что среди его предков были избегающие дневного света тролли. Люди, которые осмеливались посудачить об этом в пределах досягаемости слуха Злорфа, имели обыкновение складывать потом свои уши в шляпу.
Злорф, которого сопровождали несколько подручных, неторопливо спустился по ступенькам и, остановившись прямо перед Аймором, сказал:
– Я пришел за туристом.
– Он имеет к тебе какое-то отношение, Злорф?
– Да. Гринджо, Урмонд, взять его.
Двое убийц выступили вперед. Однако перед ними возник Стрен, и лезвие его шпаги материализовалось в дюйме от их глоток.
– Скорее всего, я успею убить только одного из вас, – процедил он, – так что посоветуйтесь между собой, кого именно.
– Подними голову, Злорф, – предложил Аймор.
Из темноты между балками вниз смотрел ряд злых желтых глаз.
– Еще один шаг, и ты уйдешь отсюда с большим количеством пустых глазниц, чем пришел, – сказал главный вор. – Так что сядь, Злорф, и выпей. Давай обсудим проблему, как разумные люди. Я-то думал, у нас с тобой уговор. Вы не грабите – я не убиваю. В смысле за деньги, – добавил он после небольшой паузы.
Злорф принял предложенное пиво.
– Так в чем дело? – спросил он. – Я его убью. А потом вы его ограбите. Это вон тот забавный тип?
– Да.
Злорф уставился на Двацветка. Маленький турист ухмыльнулся ему в ответ. Злорф пожал плечами. Он редко тратил время на размышления, почему одни люди желают видеть других мертвыми. Знать, такова жизнь…
– Могу я спросить, кто твой клиент? – поинтересовался Аймор.
Злорф протестующе поднял руку:
– Умоляю тебя! Профессиональный этикет.
– Разумеется. Кстати…
– Да?
– По-моему, у меня за дверью стоит пара охранников…
– Стояла.
– И еще несколько в дверном проеме по другую сторону улицы…
– До недавних пор.
– И два лучника на крыше.
Сомнение промелькнуло по лицу Злорфа, точно последний луч заходящего солнца по плохо вспаханному полю.
От резкого удара дверь отлетела к стене, сильно попортив стоявшего рядом убийцу.
– Кончайте так обращаться с моей дверью! – взвизгнул из-под стола Пузан.
Злорф и Аймор уставились на вновь прибывшего. Вновь прибывший был толстеньким, низеньким и богато одетым. Очень богато одетым. За спиной его маячили несколько высоких, массивных фигур. Очень массивных, угрожающе выглядящих фигур.
– Кто это? – спросил Злорф.
– Я его знаю, – сказал Аймор. – Его зовут Рерпф. Он содержит трактир «Стонущая Миска» у Медного моста. Стрен, избавься от него.
Рерпф поднял унизанную кольцами руку. Стрен Визель в нерешительности остановился на полпути к двери. Несколько очень больших троллей поднырнули под притолоку и, жмурясь от света, выстроились по обе стороны от толстенького трактирщика. Похожие на мешки с мукой предплечья бугрились мускулами размером с дыню. Каждый тролль держал в руке обоюдоострый топор. Небрежно сжимая рукоять большим и указательным пальцами.
Пузан вылетел из своего укрытия; его лицо побагровело от ярости.
