Визель холодно усмехнулся.
– Слышал, – сказал он. – Жду не дождусь, когда проверю это на практике.
Он сделал выпад.
Чисто случайно Ринсвинд отразил удар. Волшебник потрясенно отдернул руку, благодаря тому же счастливому стечению обстоятельств парировал второй удар и принял третий в грудь на уровне сердца.
Послышался звон.
Торжествующий рык замер у Визеля в горле. Он выдернул шпагу и опять ткнул ей в волшебника, который стоял ни жив ни мертв от ужаса и чувства вины. Снова послышался звон, и из-под балахона Ринсвинда посыпались золотые монеты.
– Значит, у тебя вместо крови течет золото? – прошипел Визель. – Интересно, а в своей общипанной бороденке ты тоже умудрился припрятать золотишко, ничтожный…
И он завес шпагу для последнего удара, но мрачное зарево, разгорающееся в дверях «Порванного Барабана», вдруг мигнуло, чуть померкло и взметнулось вверх ревущим огненным шаром, который выгнул стены наружу и поднял крышу на сотню футов в воздух, прорвавшись брызгами раскаленной докрасна черепицы.
Визель обескураженно уставился на бушующее пламя. И тут Ринсвинд прыгнул. Он поднырнул под правую руку вора, его меч, описав крайне неумелую дугу, ударил Визеля плашмя и вылетел из ладони волшебника. Под дождем из искр и капель горящего масла Визель выбросил вперед затянутые в перчатки руки, схватил Ринсвинда за шею и начал душить, пригибая волшебника к земле.
– Это все ты виноват! – заорал он. – Ты и твой чертов ящик!
Его большой палец нащупал сонную артерию Ринсвинда. «Вот и все, – подумал волшебник-недоучка. – Хотя куда б я ни попал, хуже, чем здесь, уже не будет…»
– Извините, – сказал Двацветок.
Ринсвинд почувствовал, как пальцы на его горле разжались. Визель медленно распрямился, на лице вора застыла беспредельная ненависть.
На волшебника свалился пылающий уголек. Ринсвинд торопливо сбил огонь и быстро вскочил на ноги.
Двацветок стоял у Визеля за спиной, уперев в поясницу вора кончик его собственной острой, как игла, шпаги. Глаза Ринсвинда сузились. Он пошарил у себя за пазухой, нащупал там что-то и, зажав в кулаке, вытащил наружу.
– Не вздумай шевельнуться, – предупредил он.
– Я все правильно делаю? – озабоченно спросил Двацветок.
– Он говорит, что, если ты пошевелишься, он проткнет тебе печенку, – вольно перевел Ринсвинд.
– Сомневаюсь, – сказал Визель.
– Хочешь поспорить?
– Нет.
Когда Визель уже было напрягся, собираясь броситься на туриста, рука Ринсвинда вдруг вылетела вперед и заехала вору прямо в челюсть. Визель какое-то мгновение изумленно взирал на волшебника, а потом тихо свалился на землю.
Ринсвинд разжал саднящий кулак, и сверток с золотыми монетами выскользнул из его пульсирующих болью пальцев.
– Проклятье! – посмотрев на распластавшегося вора, выдохнул он.
Неожиданно, задрав голову вверх, он заорал – это ему за шиворот упал еще один уголек. Пламя быстро распространялось по крышам соседних домов. Люди выбрасывали пожитки из окон и выволакивали из дымящихся конюшен лошадей. Еще один взрыв раскаленного добела вулкана, в который превратился «Барабан», и над головами, словно коса, вжикнул огромный мраморный камин.
– Ближайшие ворота – Противовращательные! – проорал Ринсвинд, заглушая грохот рушащихся балок. – Бежим!
Он схватил упирающегося Двацветка за руку и потащил по улице.
– Мой Сундук…
– Плевать на Сундук! Задержись здесь еще на несколько минут – и попадешь в такое место, где Сундуки тебе больше не понадобятся! Да бежим же! – завопил Ринсвинд.
Они проталкивались сквозь толпу перепуганных людей, удирающих от пожара. Волшебник огромными глотками втягивал в себя холодный предрассветный воздух. Одна мысль не давала ему покоя.
– Я был уверен, что все свечи потухли, – сказал он. – Как же тогда загорелся «Барабан»?
– Не знаю, – простонал Двацветок. – Это ужасно, Ринсвинд. Только мы поладили…
Ринсвинд потрясенно остановился – какой-то беженец врезался в него и с проклятиями отлетел прочь.
– Поладили?
– Да. По-моему, они потрясающие парни… у нас возникли небольшие языковые проблемы, но они так хотели, чтобы я к ним присоединился, не принимали никаких отказов… Я еще подумал: вот оно, настоящее радушие…
Ринсвинд хотел было вывести его из заблуждения, но потом сообразил, что не знает, с чего начать.
– Какой удар для старины Пузана! – продолжал Двацветок. – Однако он поступил мудро. Я сохранил тот райну, который он заплатил в качестве первого взноса.
Ринсвинд не знал, что означает слово «взнос», но его мозг сработал очень быстро.
– Ты «за-страх-овал» «Барабан»? Ты поспорил с Пузаном, что таверна не загорится?
– Да. Стандартная оценка. Двести райну. А почему ты спрашиваешь?
Ринсвинд обернулся и, уставившись на пламя, которое подбиралось все ближе и ближе, попробовал прикинуть, сколько кварталов Анк-Морпорка можно купить за двести райну. Довольно много, решил он. Но судя по тому, с какой скоростью продвигается огонь, вскоре покупать будет нечего…
Ринсвинд взглянул на туриста.
– Ты… – сказал он и поискал в памяти самое нехорошее слово на тробском языке.
К сожалению, счастливые маленькие тробцы совершенно не умели ругаться как следует.
– Ты… – повторил он.
Еще одна торопящаяся фигура врезалась в него, едва не задев торчащей из-за плеча косой. Тут измученный Ринсвинд взорвался.
– Ты, ничтожный (тот, кто, надев медное носовое кольцо, стоит в ножной ванне на вершине горы Раруаруаха во время страшной грозы и кричит, что черты лица Алохуры, Богини Молний, напоминают пораженный дурной болезнью корень улоруахи)!
– Я ПРОСТО ВЫПОЛНЯЮ СВОЮ РАБОТУ, – пробормотала фигура, быстро удаляясь.
Каждое слово падало тяжело, как мраморная глыба; более того, Ринсвинд был уверен, что никто, кроме него, этих слов не услышал.
Он снова сгреб Двацветка в охапку и предложил:
– Давай-ка сматываться отсюда!
Один интересный побочный эффект пожара в Анк-Морпорке касается полиса на «страх-и-в-ванне» «Барабана». Этот полис покинул город через изуродованную крышу трактира, вознесся на крыльях теплового урагана высоко в небо Плоского мира и приземлился спустя несколько дней и за пару тысяч миль в кусте улоруахи на Тробских островах. Наивные жизнерадостные островитяне в дальнейшем почитали этот полис как бога, к вящей потехе своих более просвещенных соседей. Как ни странно, дожди и урожаи в последующие несколько лет были сверхъестественно щедрыми, в результате чего на острова была направлена исследовательская экспедиция с факультета малых религий Незримого Университета. Их вердикт гласил, что все происходящее не более чем видимость.
