Спустя некоторое время из залитой водой каюты снова просочился голос Двацветка:
– Не понимаю, я-то в чем виноват? – сказал турист, подавая наверх очередное ведро, которое волшебник тут же вылил за борт.
– Ты должен был нести вахту, – огрызнулся Ринсвинд.
– Может, ты забыл, но именно благодаря мне мы удрали от работорговцев, – заметил Двацветок.
– Уж лучше бы я стал рабом, чем трупом, – парировал волшебник.
Вдруг он выпрямился и озадаченно уставился на море.
Этот Ринсвинд сильно отличался от того волшебника, который месяцев шесть назад спасался бегством из пылающего Анк-Морпорка. На теле его появилось больше шрамов, а за плечами осталось больше путешествий. Он побывал в Пупземелье, открыл для себя любопытные обычаи многих колоритных народов – неизменно приобретая в процессе все новые шрамы – и даже в течение нескольких незабываемых дней плыл по легендарному Безводному океану, который располагался в самом сердце невероятно засушливой пустыни по имени Великий Неф. В намного более холодном и мокром море он видел плавающие горы льда. Он катался верхом на воображаемом драконе. Он чуть было не произнес самое могущественное заклинание на Диске. Он…
…Расстояние до горизонта определенно сократилось.
– Гм? – сказал Ринсвинд.
– Я говорю, нет ничего хуже рабства, – повторил Двацветок.
Его рот изумленно раскрылся – Ринсвинд забросил свое ведро далеко в море и тяжело опустился на залитую водой палубу. Лицо волшебника посерело.
– Послушай, да, я был не прав, я проглядел риф, но наша лодка тонуть не собирается, а значит, рано или поздно мы обязательно наткнемся на какуй-нибудь остров, – успокаивающе сказал Двацветок. – Это течение наверняка принесет нас куда-нибудь.
– Ты на горизонт посмотри,-– бесцветным голосом посоветовал Ринсвинд.
Двацветок прищурился.
– Горизонт как горизонт, – изрек он спустя пару минут. – Признаю, его вроде бы стало меньше, чем обычно, но…
– Это из-за Краепада, – объяснил Ринсвинд. – Нас несет за Край света.
Наступила долгая тишина, нарушаемая только плеском волн о борта полузатопленной, медленно кружащейся лодки. Течение заметно усилилось.
– Вот почему мы налетели на риф, – добавил Ринсвинд. – Ночью мы сбились с курса.
– Перекусить не хочешь? – спросил Двацветок, начиная рыться в узелке, который он привязал к лееру, подальше от сырости.
– Да ты что, не понимаешь? – рявкнул Ринсвинд. – Мы падаем за Край, будь он проклят!
– Мы можем что-нибудь изменить?
– Нет!
– Тогда не вижу смысла паниковать, – спокойно сказал Двацветок.
– Я знал, что нам не следует приближаться к Краю, – пожаловался Ринсвинд небу. – Вот бы сейчас…
– Вот бы сейчас иконограф! – подхватил Двацветок. – Однако он остался на работорговческом судне вместе с остальными моими пожитками, что лежали в Сундуке…
– Там, куда мы направляемся, сундуки тебе не понадобятся, – успокоил Ринсвинд.
Его плечи обмякли, и он мрачно уставился на виднеющегося вдали кита, который имел неосторожность заплыть в идущее к Краю течение и теперь пытался выбраться.
На укоротившемся горизонте просматривалась какая-то белая полоса, и волшебнику почудилось, что до его ушей донесся отдаленный рев.
– А что происходит после того, как корабль свалится за Краепад? – спросил Двацветок.
– Да кто его знает…
– Может быть, мы проплывем через пространство и причалим к какому-нибудь другому миру, – в глазах маленького туриста появилось отсутствующее выражение. – Это было бы здорово, – сказал он.
Ринсвинд злобно фыркнул.
В небе поднялось солнце, которое в такой близости от Края было куда крупнее, чем обычно. Они стояли, прислонившись спинами к мачте, погруженные в свои мысли. Время от времени то один, то другой вдруг хватался за ведро и ни с того ни с сего начинал отчаянно вычерпывать воду.
Море вокруг стало намного оживленнее. Ринсвинд заметил несколько плывущих бревен, а вода у поверхности кишмя кишела всевозможными рыбами. Все правильно, здесь и должно быть много рыб, поскольку течение изобиловало пищей, которую волны смывали с континентов, расположенных вокруг Пупа. Ринсвинд спросил себя, что же это за жизнь, когда приходится постоянно плыть, чтобы остаться на одном месте. «В точности мой случай», – решил он.
Его взгляд упал на маленькую зеленую лягушку, которая отчаянно барахталась, увлекаемая неумолимым течением. К вящему изумлению Двацветка, Ринсвинд нашел весло и осторожно выдвинул его в сторону крошечной амфибии, которая с благодарностью взобралась на лопасть. И тут же пара челюстей пробила поверхность воды, бессильно защелкнувшись там, где только что плавала добыча.
Лягушка посмотрела на Ринсвинда, который держал ее в ладонях, и задумчиво цапнула волшебника за палец. Двацветок хихикнул. Ринсвинд засунул лягушку в карман и сделал вид, что ничего не слышал.
– Все это очень человечно, но ради чего? – спросил Двацветок. – Все равно через час ее ждет та же участь.
– А ради того, – туманно ответил Ринсвинд и некоторое время молча вычерпывал воду.
В воздухе повисла водяная пыль, а течение стало таким сильным, что поднялись волны. Воздух и вода казались неестественно теплыми. Море было затянуто жаркой золотистой дымкой.
Рев зазвучал громче. В нескольких сотнях ярдов на поверхности показался кальмар, который превосходил размерами все, когда-либо виденное Ринсвиндом. Щупальца чудовища бешено колотили по воде, пока оно опять не ушло в глубину. Что-то еще, громадное и, к счастью, не поддающееся опознанию, завывало в тумане. Стайка летучих рыб выпрыгнула в воздух, беспорядочно мелькая в облаке окаймленных радугой капель. Рыбешкам удалось преодолеть несколько ярдов, после чего они вновь упали в море и их затянуло водоворотом.
Мир приближался к Краю. Ринсвинд выронил ведро и схватился за мачту – навстречу летел ревущий, окончательный конец всего сущего.
– Я должен это увидеть… – заявил Двацветок, полупадая, полуныряя в сторону кормы.
Что-то твердое, неподатливое врезалось в корпус лодчонки, и она, развернувшись на девяносто градусов, боком устремилась к невидимому препятствию, однако тут же остановилась, и на палубу обрушился каскад холодной морской пены. Ринсвинд резко оказался в нескольких футах под поверхностью бурлящей зеленой воды. Он принялся было кричать, но вскоре подводный мир окрасился темным, звенящим пурпуром меркнущего сознания – волшебник начал тонуть.
Очнувшись, он обнаружил, что рот его заполнен обжигающей жидкостью. Он с усилием сглотнул, и раздирающая боль в горле мигом привела его в чувство.
В спину ему впивались доски днища, а над ним склонился Двацветок, чье лицо выражало глубокую озабоченность. Ринсвинд застонал и сел.
