– Не надо, – сказал Ринсвинд. – Как будто мне больше беспокоиться не о чем.
– Вот чего я не понимаю, – вмешался Коэн, которому в это время массировали спину, – так это как они ваш поймали, што мы ничего не ушлышали. Мы бы вообще ничего не ужнали, ешли бы твой Шундук не начал прыгать вокруг наш.
– И скулить, – вставила Бетан. Все посмотрели на нее. – Ну, он выглядел так, будто скулил, – объяснила она. – Мне кажется, на самом деле он довольно милый.
Четыре пары глаз обратились на Сундук, который сидел по другую сторону костра. Тот поднялся и демонстративно отодвинулся назад, в темноту.
– Его не надо кормить, – сказал Коэн.
– Трудно потерять, – поддержал его Ринсвинд.
– Он преданный, – подсказал Двацветок.
– Вмештительный, – добавил Коэн.
– Но я бы не назвал его милым, – заключил Ринсвинд.
– Вряд ли ты продашь его, – протянул Коэн.
Двацветок покачал головой.
– Он этого не поймет.
– Да, не поймет. – Коэн выпрямился и закусил губу. – Видишь ли, я ишкал подарок для Бетан. Мы шобираемшя поженитьшя.
– И решили, что вы должны узнать об этом первыми, – сказала Бетан покраснев.
Ринсвинду не удалось поймать взгляд Двацветка.
– Что ж, это очень, э-э…
– Как только нам попадется город с каким-нибудь храмом, – продолжала Бетан. – Я хочу, чтобы все было как у людей.
– Это очень важно, – серьезно изрек турист. – Будь в мире побольше морали, мы бы не врезались во всякие звезды.
Пару секунд они обдумывали эту мысль.
– Это надо отпраздновать, – наконец объявил Двацветок. – У меня есть сухари и вода. У тебя еще осталась вяленая конина?
– О, хорошо, – слабо кивнул Ринсвинд и отозвал Коэна в сторону.
С подстриженной бородой и в темную ночь старик спокойно мог сойти за семидесятилетнего.
– Это, э-э, серьезно? – спросил волшебник. – Ты правда собираешься на ней жениться?
– Конечно. А ешть какие-нибудь вожражения?
– Нет, разумеется, нет, но… Ей ведь семнадцать, а тебе, тебя, как бы это сказать, можно отнести к пожилым.
– Хочешь шкажать, пора оштепенитьшя?
Ринсвинд попытался подыскать более верные слова.
– Ты на семьдесят лет ее старше, Коэн. Ты уверен, что…
– Жнаешь ли, я уже был женат раньше. Память меня еще не подводит, – с упреком заметил Коэн.
– Нет, я имею в виду, ну, я имею в виду физически, суть в том, как насчет, ну, понимаешь, разница в возрасте и все такое прочее, это ведь вопрос здоровья и…
– А-а, – медленно протянул Коэн. – Понимаю, куда ты клонишь. Трудно будет. Я не рашшматривал это ш такой точки жрения.
– Да, – выпрямляясь, подтвердил волшебник. – Что ж, этого только следовало ожидать.
– Жадал ты мне жадачку, нечего шкажать.
– Надеюсь, я ничего не напортил.
– Нет-нет, – неопределенно отозвался Коэн. – Не ижвиняйшя. Ты был прав, што укажал мне на это.
Он повернулся и посмотрел на Бетан, которая помахала ему рукой, а потом взглянул на свирепо сияющую сквозь туман звезду.
– Опашные шейчаш времена, – в конце концов сказал он.
– Точно.
– Кто жнает, што принешет нам жавтрашний день?
– Только не я.
Коэн похлопал Ринсвинда по плечу.
– Иногда приходитшя ришковать. Не обижайшя, но я думаю, што мы вше-таки поженимшя, – он снова посмотрел на Бетан и вздохнул. – Будем надеятьшя, што она окажетшя доштаточно крепкой.
Около полудня следующего дня они въехали в обнесенный глиняными стенами городок, раскинувшийся в окружении все еще свежих и зеленых полей. Из города валом валил народ. Мимо путников, громыхая, катились огромные телеги. Вдоль бровки дороги лениво брели стада коров. Старушки несли на спинах свое домашнее имущество и целые стога сена.
– Чума? – поинтересовался Ринсвинд, останавливая какого-то человека, толкающего битком набитую детьми ручную тачку.
Тот покачал головой.
– Звезда, приятель. Ты что, на небо не смотришь?
– Смотрю.
– Говорят, она врежется в нас в свячельник, и тогда моря закипят, страны Плоского мира распадутся, короли будут низвергнуты, и города станут как озера стекла, – объяснил человек. – Я ухожу в горы.
– А что, это поможет? – с сомнением спросил Ринсвинд.
– Нет, но вид оттуда лучше.
Ринсвинд вернулся к остальным.
– Все боятся звезды, – сообщил он. – По всей видимости, в городах почти никого не осталось. Жители напуганы ею.
– Я не хочу ничего сказать, – заметила Бетан, – но вам не показалось, что сейчас не по сезону жарко?
– Как раз то, о чем я говорил прошлой ночью, – откликнулся Двацветок. – Очень жарко, подумал я.
– Подожреваю, шкоро штанет еще жарче, – вмешался Коэн. – Пошли в город.
Они ехали по гулким улочкам и не видели вокруг практически ни одной живой души. Коэн, который не переставал вглядываться в вывески торговцев, наконец придержал лошадь и сказал:
– Как раж то, што я ишкал. Вы ежжайте в храм, а я ваш шкоро догоню.
– Ювелир? – спросил Ринсвинд.
– Это шюрприж.
– Мне не помешало бы новое платье, – заявила Бетан.
– Я украду его для тебя.
Этот город, решил Ринсвинд, производит какое-то гнетущее впечатление. И еще в нем было что-то странное.
Почти на каждой двери была нарисована большая красная звезда.
– У меня мурашки бегут по коже, – заметила Бетан. – Словно люди нарочно вызывают сюда звезду.
– Или отводят ее, – вставил Двацветок.
– Ничего не получится. Она слишком большая, – возразил Ринсвинд и увидел обращенные к нему лица. – Ну, это ведь логично, – неуклюже объяснил он.
– Нет, – отрезала Бетан.
– Звезды – это маленькие огоньки в небе, – объявил Двацветок. – Одна как-то упала неподалеку от того места, где я живу, – большая белая штуковина величиной с дом. Она светилась несколько недель, прежде чем погаснуть.
– Эта звезда не такая, – произнес чей-то голос. – Великий А'Туин выбрался на берег вселенной. Это великий океан пространства.
– Откуда ты знаешь? – спросил Двацветок.
– Знаю что? – не понял Ринсвинд.
– То, что ты сейчас сказал. Насчет берегов и океанов.
– Я ничего не говорил!
– Нет, говорил! – завопила Бетан. – Мы видели, как у тебя губы двигались!
