— О-о, — просветлел Напролоум. — Вы правда так считаете?
Матушка кивнула.
Напролоум похлопал себя по различным участкам мантии и наконец обнаружил просмоленный кисет и пачку папиросной бумаги. Вытряхнув трясущимися руками несколько крошек уже бывшего в употреблении табака в тощую самокрутку, он провел по ней языком, который едва-едва смочил бумагу. Но тут где-то на задворках сознания Напролоума всплыли смутные воспоминания о приличиях.
— Гм, — сказал он. — Вы не возражаете, если я закурю?
Матушка пожала плечами. Напролоум чиркнул спичкой о стенку и, прилагая отчаянные усилия, попытался совместить огонек и конец самокрутки в одной и той же точке пространства. Матушка мягко взяла спичку из его дрожащей руки и помогла Напролоуму прикурить.
Волшебник втянул в себя дым, ритуально откашлялся и прислонился к стене; тлеющий кончик его сигареты был единственным источником света в сумрачном коридоре.
— Они ушли в Странствие, — заговорила наконец матушка.
— Знаю, — откликнулся Напролоум.
— Ваши волшебники не смогут вернуть их обратно.
— Это я тоже знаю.
— Однако они могут вернуть нечто.
— Я бы предпочел, чтобы вы об этом не упоминали.
Наступила тишина — оба думали о том, что именно может вернуться, вселившись в живое тело. Причем по поведению Оно не будет отличаться от его первоначального обладателя…
— Возможно, это моя вина… — начали они одновременно и изумленно остановились.
— Вы первая, мадам, — уступил Напролоум.
— Эти ваши цигарки — они успокаивают нервы? — спросила матушка.
Напролоум открыл было рот, чтобы очень вежливо указать ей, что табак — это привычка, право на которую принадлежит исключительно волшебникам, но передумал и протянул матушке кисет.
Она рассказала ему о рождении Эск, о приходе старого волшебника, о посохе и успехах Эск на магическом поприще. К тому времени как ее повествование подошло к концу, ей удалось скрутить тугой, тонкий цилиндрик, который горел крошечным голубым огоньком и заставлял ее глаза слезиться.
— Не знаю, насколько это поможет расстроенным нервам… — задыхаясь просипела она.
Но Напролоум ее не слышал.
— Просто потрясающе, — отметил он. — Так, говорите, ребенок ничуть не пострадал?
— По крайней мере, я ничего не заметила, — ответила матушка. — Посох был.., в общем, на ее стороне.
— А где этот посох сейчас?
— Она сказала, что бросила его в реку.
Старый волшебник и пожилая ведьма посмотрели друг на друга. Вспышка молнии за окном озарила их лица.
Напролоум покачал головой.
— Река разливается, — констатировал он. — У нас один шанс на миллион.
Матушка мрачно улыбнулась — от такой улыбки волки разбегаются во все стороны — и решительно схватила свою метлу.
— Один шанс на миллион, — заверила она, — выпадает девять раз из десяти.
* * *
Бывают грозы откровенно театральные, все сплошь зарницы и металлические раскаты грома. Бывают грозы тропические и знойные, испытывающие склонность к горячему ветру и шаровым молниям. Но эта гроза пришла с равнин Круглого моря, и основная цель ее жизни заключалась в том, чтобы пролить на землю как можно больше дождя. Это была одна из тех гроз, которые заставляют предположить, что небо приняло сильнодействующее мочегонное. Молнии и гром держались на заднем плане, обеспечивая подобие хора, а дождь был звездой представления. Он перемещался по земле, отбивая чечетку.
Территория Университета спускалась к самой реке. Днем она представляла собой парк с четко распланированной системой изгородей и гравиевых дорожек, однако в эту глухую, сырую и ненастную ночь изгороди изменили свое положение, а дорожки просто куда-то попрятались, чтобы остаться сухими.
Слабый волшебный свет был почти не виден среди мокрых листьев.
— А вы не можете запустить один из этих огненных шаров, которыми часто пользуются волшебники?
— Помилосердствуйте, мадам.
— Вы уверены, что она выбрала именно эту тропку?
— Где-то здесь было подобие причала, если я совсем не заблудился.
За этими словами последовал звук, какой издает массивное тело, натыкаясь на мокрый куст. Потом раздался громкий всплеск.
— Во всяком случае, я нашел реку. Матушка Ветровоск вгляделась в насквозь промокшую темноту. Она слышала рев и смутно различала белые барашки поднимающейся воды. А еще она обоняла отчетливый запах Анка, который заставлял предложить, что несколько армий использовали эту реку сначала в качестве писсуара, а затем — под могильник.
Напролоум, удрученно шлепая по воде, приблизился к матушке.
— Глухо, — сказал он. — Только не подумайте, мадам, что я хочу вас обидеть, но такое половодье должно было унести его в море. А я умру от холода.
— Больше, чем сейчас, вы уже не вымокнете. И вообще, вы неправильно ходите под дождем.
— Простите?
— Вы съеживаетесь, вы боретесь, так нельзя. Вы должны.., ну, в общем, скользить между каплями.
И действительно, матушка выглядела лишь слегка намокшей.
— Буду иметь в виду. Идемте, мадам. Я голосую за ревущий в очаге огонь и стаканчик чего-нибудь горячительного и не одобряемого блюстителями нравственности.
Матушка вздохнула.
— Ну не знаю. Я, признаться, ожидала увидеть, что он торчит из ила.., или нечто вроде того. А не одну воду вокруг.
Напролоум мягко похлопал ее по плечу.
— Возможно, мы еще сможем что-нибудь сделать… — начал он, но ему помешали вспышка молнии и очередной раскат грома.
— Я сказал, может быть, мы еще… — предпринял он новую попытку.
— Что это там такое? — перебила матушка.
— Где? — озадаченно спросил Напролоум.
— Дайте мне свет.
Волшебник с хлюпающим вздохом протянул руку. Сгусток золотистого огня пронесся над пенящейся водой и, шипя, исчез в небытии.
— Вон! — торжествующе указала матушка.
— Это всего лишь лодка, — пояснил Напролоум. — Мальчишки используют их летом…
Он поспешно захлюпал за полной решимости фигурой матушки.
— Надеюсь, вы не намереваетесь спускать ее на воду в такую ночь. Это полное безумие!
Матушка шла, поскальзываясь на мокрых досках причала, который уже больше чем наполовину скрылся под водой.
— Вы ничего не понимаете в лодках! — протестовал Напролоум.
— Значит, придется разобраться, да побыстрее, — спокойно отозвалась матушка.
— Но я не залезал в лодку с тех пор, как был ребенком!
